Социальные сети — машина времени: моя стена ВКонтакте помнит, когда ты, папа, был ещё жив, и я писала о тебе весёлые дурацкие посты, или поздравляла тебя с днём рождения.
Тебя нет со мной уже восемь лет, а я всё ещё покадрово разглядываю тот первый золотой и тёплый сентябрьский день, когда не успела увидеть тебя — ты умер около шести утра.
В больницу к тебе я приезжала в восемь тридцать. Я жила там, уезжала в одиннадцать вечера, ела, мылась, спала, вставала чуть свет и готовила тебе еду, потому что больничное ты совсем не ел, и снова ехала.
Врачи настаивали, чтобы кто‑то находился при тебе круглосуточно. После пары бессонных ночей я решила платить ночным санитаркам, потому что за день сильно уставала, а в узком полутёмном больничном коридоре даже просто сидеть приходилось постоянно поджимая ноги от проносящихся туда-сюда людей и каталок.
В стационаре было тоскливо, суетливо, шумно и максимально дискомфортно, и мне хотелось скорее забрать тебя домой. Я хотела заказать платную перевозку лежачих больных. Я совсем не думала о твоей смерти.
…В то золотое сентябрьское утро я привычно приготовила всё необходимое и уже собирала сумку в прихожей, когда зазвонил мобильный. Незнакомый номер. Чужой голос назвал меня по имени. У меня из рук посыпались контейнеры с твоей едой: я услышала, что тебя больше нет, что ты умер около шести утра — во сне.
А я ни ночью, ни когда проснулась и собиралась, не почувствовала, что тебя больше нет. Я и сейчас этого не чувствую, папа.
Помню, тогда я ехала в больницу и смотрела, как дети несут букеты. Гладиолусы, астры, георгины… Ты всегда приносил мне цветы: георгины, астры и гладиолусы тоже.
С того дня любые цветы, увиденные первого сентября, стали для меня траурными. Отпустило меня немного, папа, только, когда наша Маняша пошла в школу.
Я так скучаю по тебе… С каждым годом — всё сильнее. Давно поняла, что дыра сиротства в сердце не зарастает ни у кого и никогда, она только углубляется. Пусть в неё хотя бы иногда проникает свет. Золотой и тёплый.
Моего отца нет уже более 20 лет.
Да, это крест — память. Эта вечная боль о тех, кого не спасли, не уберегли, а часто и просто не замечали: родители — они же навсегда. А вот и не навсегда.
Боль навсегда.