More

    Светлана Гольдман. Золотой и тёплый свет

     

    Социальные сети — ​машина времени: моя стена ВКонтакте помнит, когда ты, папа, был ещё жив, и я писала о тебе весёлые дурацкие посты, или поздравляла тебя с днём рождения.

    Тебя нет со мной уже восемь лет, а я всё ещё покадрово разглядываю тот первый золотой и тёплый сентябрьский день, когда не успела увидеть тебя — ​ты умер около шести утра.

    В больницу к тебе я приезжала в восемь тридцать. Я жила там, уезжала в одиннадцать вечера, ела, мылась, спала, вставала чуть свет и готовила тебе еду, потому что больничное ты совсем не ел, и снова ехала.

    Врачи настаивали, чтобы кто‑то находился при тебе круглосуточно. После пары бессонных ночей я решила платить ночным санитаркам, потому что за день сильно уставала, а в узком полутёмном больничном коридоре даже просто сидеть приходилось постоянно поджимая ноги от проносящихся туда-сюда людей и каталок.

    В стационаре было тоскливо, суетливо, шумно и максимально дискомфортно, и мне хотелось скорее забрать тебя домой. Я хотела заказать платную перевозку лежачих больных. Я совсем не думала о твоей смерти.

    …В то золотое сентябрьское утро я привычно приготовила всё необходимое и уже собирала сумку в прихожей, когда зазвонил мобильный. Незнакомый номер. Чужой голос назвал меня по имени. У меня из рук посыпались контейнеры с твоей едой: я услышала, что тебя больше нет, что ты умер около шести утра — ​во сне.

    А я ни ночью, ни когда проснулась и собиралась, не почувствовала, что тебя больше нет. Я и сейчас этого не чувствую, папа.

    Дочь и папа

    Помню, тогда я ехала в больницу и смотрела, как дети несут букеты. Гладиолусы, астры, георгины… Ты всегда приносил мне цветы: георгины, астры и гладиолусы тоже.

    С того дня любые цветы, увиденные первого сентября, стали для меня траурными. Отпустило меня немного, папа, только, когда наша Маняша пошла в школу.

    Я так скучаю по тебе… С каждым годом — ​всё сильнее. Давно поняла, что дыра сиротства в сердце не зарастает ни у кого и никогда, она только углубляется. Пусть в неё хотя бы иногда проникает свет. Золотой и тёплый.

    Светлана Гольдман

    Колумниcт, член редколлегии «Бюро Постышева».

    Один комментарий

    1. Моего отца нет уже более 20 лет.
      Да, это крест — память. Эта вечная боль о тех, кого не спасли, не уберегли, а часто и просто не замечали: родители — они же навсегда. А вот и не навсегда.
      Боль навсегда.

    Оставьте ответ

    Введите ваш комментарий!
    Введите ваше имя здесь

    13 − два =

    Выбор читателей