ВЛАДИМИР БЕРЯЗЕВ
Родился в городе Прокопьевске в 1959 году. Окончил Литературный институт им. Горького. Работал фининспектором, журналистом. С 1990 по 1997 гг. был директором издательства «Мангазея» и составителем одноименного литературного альманаха. С 1997 по март 2000 являлся председателем правления Новосибирской писательской организации. С 1998 по 2014 г.г. был директором и главным редактором журнала «Сибирские огни». Автор восьми поэтических сборников. Публиковался во многих журналах, альманахах и антологиях России: «Новый мир», «Наш современник», «Москва», «Северная Аврора», «Урал», «Сибирские огни», «Алтай», «Огни Кузбасса», «Дальний Восток», «Сибирь», «Рубеж» и других. В последние годы широко публикуется вне России: «Зарубежные записки», «Крещатик», Германия; «Новое русское слово», Нью-Йорк, 2004, «Би-би-си», передача Севы Новгородцева, 2004; «Немига», Минск, 2004 и 2005; «Дикое поле», Украина, 2005; «Простор» и журнал «Аманат» (Казахстан). Стихи Берязева входят в школьную хрестоматию «Шедевры русской поэзии второй половины XX-го века». Секретарь правления Союза Писателей России. Живёт в Новосибирске.
* * *
Не отнимай покуда того, что даровал…
До крайней кары буду грести, куда позвал,
Храня любви синичий пуховый холодок
И чистоты криничей целяющий глоток.
Пора, пора, я знаю, стелить пусты снега…
Я тот, кого сквозная не миновала зга,
Кто верил и молился, достигнув меры-дна,
И кто не уклонился от морока-вина,
Кто ведал полногласье сонаты горловой,
Кто славил полновластье миров над головой,
Кто волей слова-дара, ликуя и скорбя,
Из плоти-аватара — ещё глядит в Тебя!..
* * *
По Энштейну — «При скорости, равной скорости света, время останавливается. А при близкой к скорости света — замедляется».
Времени нету, когда
Времени нету —
Остановилась вода
В шаге к рассвету.
Больше песок не течёт —
Стало струенье,
Слиплись песчинки… И вот
Часа биенье —
Напрочь умолкло. Постой.
Страшно и тошно!…
Ангел в одежде простой
Скажет, что должно.
* * *
Веточка вишни цветущей
Возле отеля.
Мысли об истине сущей —
Помолодели.
Солнечный заяц вприпрыжку —
Вдоль по Абая.
В лужах — ах, не было б лишку —
Муть голубая.
Валит тинейджеров стая
Из «Каганата»!..
Трушу, любови листая:
— Может, не надо?..
* * *
Абаканский багульник
Прикупил у метро.
Ну, и пусть — понедельник,
Скользко, сыро, серо…
Пусть в душе моей гольней
Сквозняки, сквозняки,
И в трясине окольной
Топят скорбь мужики.
Дома ветви поставлю
Расцветать на окне,
И мечтать не устану
О весне, о весне.
Скарб рюкзачный и спальник
Приготовлю в поход,
Лишь багульник-маральник
Вдоль души полыхнёт!..
Тяньшанское
За ночью, короче камчи рукояти,
По грани хребта
Заря набухает из невероятий
Забвенного льда.
Рубцом поперёк полусонного мира ―
Багрово-жива!..
И вот уж небес золотеет порфира,
В огне торжества.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
О чём ты бормочешь, заплаканный дервиш,
Алтайский бродяга-урус?
― Любви и души пополам не поделишь,
Но вечна рождения грусть…
14 апреля 2016,
Алмата, день рождения
* * *
«Зачем я не птица, не ворон степной»
(М.Лермонтов)
Зачем я не коршун в ранних снегах
На ловле-охоте бегах?
Среди скачки у всадника на руке —
В азарта ярой тоске?!
Я ждал бы, что игрища вещего ход
Шоры с меня сорвёт,
Стремглав чтобы пасть, и разя, и когтя —
Коль небесной я воли дитя —
На жар-оскал молодой лисы
У края лесной полосы.
Хозяин, бог мой, кому служу, —
Дух не внемлет слову чужу!
Гарцуй же, на весь простор хохоча!
Пусть по-птичьи свистит камча…
Пусть огненный мех снеговой страны
Ляжет на плечи княжны…
27.07.16
Конь. Верхнеудинск
Масть его серая в гречу,
Лоб со звездой.
Вскачь пролетел по Заречью
Конь молодой.
Разгорячённый до дрожи —
Храп да оскал,
Урысил, рвался из кожи,
Плети искал.
Вот и дождался! И шпора
Бок обожгла.
Как же и яра, и спора
Бега стрела!
Как же летуча стихия
Юных утрат…
Снова несусь по степи я —
Давнему брат.
Только не в теле, а в звуке
Ветра и трав,
Рыщу по следу разлуки —
Сир и не прав.
Только щекой уж не чую
Друга-коня…
Так, знать, один откочую,
Рифмою-шпорой звеня.
поезд Хабаровск-Москва, 23.05.2016
Путевое
По пологой дуге огибаю Байкал
Вдоль стального, со стыком, наката,
Где хребтами на гребнях лежат облака
И небес отраженье покато.
С четырёх и восьми окружённый сторон
Синевой гор-высот многозначных —
Злато-белого щебня шуршанье и звон
Он колышет в ладонях прозрачных.
* * *
Пой, золотой мой, пой, не робей!
Катит свой шарик жук-скарабей.
Неупиваем омут скорбей,
Пей со смиреньем и — пой, не робей!
В храме ли Божьем и средь зыбей,
Позже не сможешь… знать — пой, не робей!
Жребий наш брошен, ужо — не слабей,
Так, мой хороший, пой, не робей!
Что ж, коли после — осот да репей,
Даже на это осину забей!..
* * *
Вот так блуждая в праздности
Абрашино в окрестностях,
в бору меж кандыков и медуницы,
среди полян цветущей земляники,
наткнуться на неведомое нечто —
воздвигнутое предками:
из камня
природного…
неясно — то ли башня,
то ли маяк,
то ли таможни справа?
Забытое, покинутое — солнцем
и ветрами изъеденное…
Так ли
ладони Хроноса и сухи, и шершавы?
Стою, не одолев недоуменья —
уж коли камень столь недолговечен,
на что тебе надеяться, Берязев?
Молись, молись…
Одно лишь Слово живо!..
* * *
Где пламенеют июльские дали,
Ты мне поставишь, нежна,
Ветку жасмина в хрустальном бокале —
Муза, жена и княжна…
Грёза, видение, воспоминанье…
Господи, словом твоим
Жив… А ещё — упованьем свиданья
Там, где ни лет и ни зим.
* * *
Унынья и тоски брезгливой
Явив на публику портрет,
Красу девицы горделивой
Драгой везёт кабриолет.
Средь хора суеты напрасной —
От малой малости мутит…
Она устала быть прекрасной,
Вниманье деву тяготит.
Лохи, халявщики, мажоры
Её ли образ оскорбят?!..
Тату-салоны, тренажёры —
Важней и ближе во сто крат.
Где жаль родства? Где слёз угодья?
Где сострадание и стыд?
Лишь одиночество бесплодья
Над ней проклятием висит…
* * *
И след за кормою, и вкус земляники во рту,
И небо, и шлейф облаков из-за дальнего леса.
Меняются чайки на долгом парома борту,
Звено за звеном поднимаются с кромки железа.
За крошками хлеба, за-ради жестокой игры,
В воздушном бою, на форсаже, на крайнем пределе!
И крики, и гвалт поднебесный, и визг детворы,
Как чистая линия, тонкая пряжа кудели.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
С тревогой гляжу на пустынную водную гладь,
Душа оскудела восторгом и верою слёзной
И шепчет cебе: не пора ль оболочку сымать
В огне страхований, в преддверии мглы коматозной…
Туда ли юдоль-переправа? Куда же нам плыть?
Когда уже некому, некого ждать на причале…
Но в пальцах надеждой дрожит ариаднина нить
Да синий платочек трепещет в далёком начале…
* * *
Судно движимо шелестом волн…
Ничего, ничего, ничего —
Лишь дождливые шорохи лета…
Ничего, кроме белого света.
Свод небес движим дыхом любви,
Не гневи, небеса не гневи,
Мы плывём, а сомненье и скука —
Не порука…
Что промолвим, ступивши на трап,
Осознав — кто владыка, кто раб?
Оглянёмся ль, воспомня потери?
Свято веря,
Что ни пяди любови врагу
Не оставив на том берегу,
Обрели это небо благое —
Сень покоя…
* * *
На острове Чингисы
Колодезь-журавель.
Луга и воды лысы,
Сентябрь сел на мель…
Усталого парома
Странноприимный зов.
Хоромная истома
Пустеющих лесов.
А в цинковом ведёрце
Прозрачна благодать.
А там, на самом донце —
Рябь золота видать.
Зенита полудённей —
Синеющая жесть:
Всё чище, всё студёней
Колодезная весть…