ГЕННАДИЙ БОГДАНОВ
Геннадий Валентинович родился в 1948 году. Работал художником-оформителем, водителем, автомехаником. В девяностых годах руководил литературным объединением имени Петра Комарова при Хабаровской писательской организации. Публиковался в журналах «Дальний Восток», «Сихотэ-Алинь», «Литературный меридиан», в литературных альманахах Хабаровского и Приморского краёв. Автор поэтических сборников «Ничто», «Пока дышу», «От сего дня», «Этюды», «По воле Вышней». Член редколлегии литературного интернет-журнала «Бюро Постышева». Живёт в Хабаровске.
Всё так просто
Ветер стих. Черёмуха созрела.
Душный август не красноречив.
Смотрит ива в реку оробело,
В первый раз за лето загрустив.
Ждёт прохлады тополь придорожный,
Как старик душевного тепла.
Всё так просто в этой жизни сложной:
Скрип уключин, лёгкий всплеск весла.
Всё так просто, если по тропинке,
Что ведёт к прохладному ключу,
Не спеша идём с тобой в обнимку.
Я, не зная что сказать, молчу.
Ничего, что август скуп на слово.
Гнётся ниже ива над водой,
Скрип уключин раздаётся снова…
Всё так просто, если ты со мной.
Так и живём
Так и живём мы, от встречи до встречи
Долгой разлукою душу калеча.
Где-то в Анучино Церковь и свечи,
Сумерки, осень, молитва — часть речи.
Хочется водки, грибов в маринаде,
Старых стихов в пожелтевшей тетради.
Думать о вечном листая страницы,
Может быть, счастье хотя бы приснится…
И, засыпая уже на рассвете,
Вспомнить Господнее — «Будьте, как дети».
* * *
Куда-то время мчится…
Не знаю, почему
Мне этой ночью снились
Герасим и Муму.
Мужик махал руками,
Пытался объяснить.
Что он почти за гранью
И тоже хочет жить!
Несчастную собаку
Не по своей вине
Ему нести на плаху…
А каково же мне?
Фестина ленте
Чем дальше в жизнь, тем прошлое дороже.
Хабаровск. Май. Черёмуха в цвету.
Пока дышу, года свои итожа,
Пишу с благоговеньем ко Христу.
А вечер смежил веки незаметно.
По площади соборной не спеша
В Успенский храм бредёт
(фестина ленте!)
Ещё одна заблудшая душа.
* * *
Был вечер обычный весенний, но хмурый.
По-мартовски как-то не пели коты.
Де факто — я болен любовью, де юре —
Скажу откровенно: я счастлив, а ты?
Конец октября
То ли дождь будет в ночь, то ли снег…
Ну о чём здесь в конце октября,
Совершая по строчкам побег,
Можно думать, душой не скорбя?
За Амуром пожар на полях,
Город дышит, как загнанный конь.
В храме проповедь — всё о скорбях,
И заплачет душа, только тронь.
В Сочельник
В Сочельник на виолончели
Играет девочка ноктюрн,
А я в потрепанной шинели
Бегу с винтовочкой на штурм.
Да, я игрушечный солдатик,
Забытый кем-то на снегу,
Но у меня отваги хватит,
Чтоб преподать урок врагу!
Садится солнце за горою,
Крепчает к вечеру мороз.
Тревоги я своей не скрою,
И страшно мне уже всерьёз.
Виолончель ещё играет,
На ёлке лампочки горят…
А вот и крепость, точно знаю —
В ней вражеский засел отряд.
Ловлю на мушку часового
И, как учили, жму курок,
Но результата никакого —
Я плохо выучил урок.
Меня заметили! Вдогонку
Летят цветные конфетти.
Часы пробили полночь звонко,
Назад дороги не найти…
Качнулись сумерки. На башне
Зажглись сигнальные огни.
День канул в прошлое вчерашний,
Грядут Рождественские дни!
Под Рождество
Вот так всегда, под Рождество с подарком
Огромный джип застрянет под окном,
А в зимовье натопят печку жарко
И все за стол усядутся гуртом.
Меня не вспомнят. В этом разве дело?
Есть спирт, и рыба жарится уже.
Густая ель над крышей разомлела,
Но старый кедр стоит настороже.
Закатный луч скользит по перелеску,
Хрипит транзистор на FM волне,
Огонь в печи проглатывает с треском
Охапку дров, и весело вполне!
Что по четвёртой выпито — забыто
(Таёжная романтика в чести),
И в тесноте неприбранного быта
Проснутся вряд ли рыбаки к шести.
Село Бычиха
Набычилась Бычиха
И смотрит свысока,
А небо в речке тихо
Купает облака.
Течёт себе Уссури,
На солнышке блестит.
Её в литературе
Прославлю, как пиит.
Прославлю и Бычиху —
Прекрасное село!
О, как здесь было тихо,
Любилось как светло…
Апрель
Вечно заспанный апрель,
Как угрюмый алкоголик.
Он, конечно, очень болен —
Ты мне на слово поверь.
Кофе в чашечку налей,
Наслаждайся ароматом.
Мы живём в режиме штатном —
В общем, всё — как у людей.
Сердце билось бы ровней,
Но оно неровно бьётся,
Потому, что не сдаётся,
И любовь моя сильней!
Зимним вечером
Как-то зимним вечером
Стукнули в окно
Два хмыря и Меченый
С ними за одно.
«Открывай, промёрзли мы!» —
Меченый кричит.
Вот такие борзые
Постучались в скит.
Вышел дед с ружбайкою —
«Что, братва, шалишь?!»
Грянул выстрел. Стайкою
Взмыли птицы с крыш.
Рухнул, как подкошенный
Главный здоровяк,
И заржали лошади.
Хмырь сказал — «Косяк!»
«Мы же по-хорошему,
На ночь, на постой…»
«Что ж ты, гость непрошеный,
Поднимаешь вой?
Разве ты не ведаешь,
Что подельник твой…
В общем, дочки Верочки
Нет давно живой.
Вот и поквитался я
За родную дочь.
Вы, братки, на станции
Скоротайте ночь.
То-то ночка снежная,
А в лесу темно…
Спит душа мятежная
Мёртвым сном давно».
Немного радости
Псалтырь откроешь, скажешь — здравствуйте,
Мои родные строчки милые!
Опять февраль по скверу шастает,
А солнце где-то над Курилами.
В такие дни совсем не пишется,
Зато читается с достоинством,
И хочется компота с вишнями
И чтоб с домашними не ссориться.
Но обойдёшься чаем с сахаром,
Обиду вышвырнув на улицу.
Пусть по душе прошлись, как трактором,
Не стоит слишком долго хмуриться.
Всего-то надо в жизни суетной
Немного радости о Господе,
Перед постом сходить к заутрене
И у Христа просить о помощи.
Мой век
Мой век — ничем не обделённый,
Сказать «безумный» — не могу,
Всё потому, что ветер с клёнов
Срывает листья на бегу.
Ещё берёзовые рощи
Под осень очень хороши.
Грибов здесь нет, оно и проще —
У речки тоже ни души.
Вполне привычная картина —
Уже который год подряд
Вода, подёрнутая тиной,
Выводит только лягушат.
Ещё кузнечики стрекочут,
И верещат в саду сверчки…
А ты меня любить не хочешь
Обещанному вопреки.
Но если
Н. Димитрову.
Чрезвычайно не хочу показаться странным,
Но если — «Религия опиум для народа»,
Кто скажет мне, чем лечить душевные раны
И какому царю этот лозунг в угоду?
Вездесущий Никифор Димитров ответит:
«Не вздумайте крест нательный снимать даже на ночь!
Это во первых строках, во вторых и в третьих.
А лозунг этот, конечно, придумала сволочь.
Бывает, и я в стихах своих выражаюсь,
Но чтобы додуматься до такого маразма…
Просто у меня до слова большая жадность,
Много претензий в строках и сарказма.
Говорят, получается выспренно очень,
Но подавляющее большинство пишет о чём?
Вы послушайте: в каждой строке многоточье,
Слабо написать прямо — ты обнажила плечо!»
Этот март
Этот март сволочнее, чем пьяный сапожник,
Что несёт беспросветную чушь поутру,
Но убить настроенье моё очень сложно —
Я, как пёс, заползаю в свою конуру.
Конурой называется место работы —
Небольшая каморка вахтёра, и тут
Не всегда наработанный жизненный опыт
Может быть применён, но его не крадут.
И поэтому незачем тратить нейроны
И вообще волноваться не стоит о том,
Что твоё благородство, талант твой исконный
Пригодятся кому-то в пространстве ином.
Да и в этом пределе иллюзий пространных,
Неизвестно кому подчинённых идей,
Очень избранных мало, зато сколько званных!
Так, что стоит смириться и жить веселей.
* * *
К чему бы это — остывший кофе,
Мерная поступь настенных часов?
В памяти только любимый профиль,
Всё остальное лишено основ.
Впрочем, четыре главы Завета
От Иоанна уснуть не дают.
Если завтра призовут к ответу,
Не скажешь — хочу побыть ещё тут…
Моя страна
Как живёшь, страна моя?
С виду вроде бы богато —
Золотая чешуя
Куполов витиевата.
На закате лет своих,
Ощущая холод бездны,
Я молюсь за нас двоих,
Остальное бесполезно.
Не бери меня на понт,
Прокуратор иудейский,
В новом обществе господ
Я на должности лакейской.
Видно, каждому своё…
За Отечество обидно!
Разлеталось вороньё,
Света белого не видно.
Всё равно
Ноябрь кончился внезапно,
И закуделилась зима.
С каким-то бешеным азартом
Скатилось солнце за дома.
У времени своя обида,
И в пять уже почти темно,
А город не подаст и вида —
Ему, как видно, всё равно.
От равнодушия застыли
По белым скверам тополя.
Декабрь вновь расправил крылья,
И ропщет стылая земля.
