МАРИНА ПАВЛОВА (поэтический псевдоним Маша Не)
Родилась на Колыме, детство и юность провела в Южной Якутии и на Северном Кавказе. Имеет два высших образования. Автор книги «Луна на верёвочке», соавтор альбома стихоживописи «Мотылёк» (совместный проект с художником Изей Шлосбергом, Балтимор). Автор песен, театрализованных постановок, сценарист. Публиковалась в коллективных поэтических сборниках, альманахах и различных электронных проектах. Живёт в Подмосковье.
Сказание о дурочке
За семью горами, в холодной гавани,
где ветра живут за ушами-ставнями,
появилась тихой, смешной, и маленькой.
За какие подвиги папу с маменькой
наградили аисты счастьем луковым?
Улыбалась дурочка и агукала.
Под подушку книжки ночные прятала,
и фонарик солнечный. В лето пятое,
знамо от ветрянки садовой, гриппа ли,
захворала дурочка эта рифмами.
Докторица зло по коленкам тюкала.
Улыбалась дурочка и угукала.
Дни летели, ссорились зимы с вёснами.
Подросли заботы, и стали взрослыми.
Сказки — ложь, и смерть — не игла Кащеева.
Вьюга хороводила на Крещение.
Тихо, тихо маму земля баюкала.
Подвывала дурочка и аукала.
Каждому по силам судьбой отвешено:
По коню — хомут, по скворцу — скворешина.
Жизнь в подол блаженной всего отмерила:
горечи с любовью, безверья с верою…
Вырос сын. Бубнит, порой, — бука букою.
И пойми в кого — в ответ, знай, угукает?!
P.S.
Да, ещё немного, и стану бабушкой,
враз пришью к резинке смешные варежки.
Перейду на каши, кефир и пряники.
Стану беззаботной, смешной и маленькой,
чтоб шептаться с книжкой, котом и внуками
на своём наречии — на агуковом.
Человечье
«Человек человеку — волхв,
Если к ночи не станет волком»
Т. Эш.
отогрел в ладонях бы сам Сварог
память — время — бусинку — узелок,
разделяя явь на своих и дальних,
человеки весь свой надмирный срок
пили бы корнями грунтовый сок,
понимая, что без корней — лишь камни…
сказка — ложь, икоту прогнал испуг,
смерть ворует близких, кладёт в сундук,
говорят не выследить, не постичь, но
под качанье зыбки, прозрев к утру,
человек человеку — гончарный круг
до последней горсточки черепичной…
* * *
Дремлет кот, и сажи черней восток,
и сверчок уже потерял шесток
/перебрался просто поближе к печке/.
Оперяя крылья, расправив плечи,
набирая смелости в шепоток,
прорастает, словно весной росток,
простодушье тихое человечье.
О звёздах
Ведь, если звезды зажигают — значит — это кому-нибудь нужно?
Значит — кто-то хочет, чтобы они были.
В. Маяковский
I
Каждый закат угольком шипящим падает в море.
Сам — курит трубку, и смотрит в камин или в телек.
Знаешь, если тебя в этой жизни хоть кто-то помнит,
значит — ты есть, и быть может, жив.
На самом деле: смысл всего —
лишь связка ключей от забытых комнат,
слава — что скарабей, попавший в морской ладан.
Знаешь, если тебя в этой жизни кто-нибудь помнит,
значит — просыпайся каждое утро.
Так надо.
II
Плакался фонарь иве:
ярче, мол, луны светит,
всё равно о ней, глупой,
разные поют песни;
а ему, ну хоть тресни,
изведись стеклом-лупой,
люди — дураки эти
не поют стихов ибо
меркнет красота света
под плафоновым донцем.
Вслед прохожим всем поздним
голосил фонарь-плакса:
«Что там той Луны?! Клякса!
Толку от неё — слёзы…»
Самым ярким был солнцем
мотылькам фонарь этот…
III
Помнишь, когда-то верилось и казалось —
ночью всё мошки — птицы, и мир огромен?
На парапете крыши, ещё не поздний
мается талый вечер: «Мне скучно, Фауст!»
Выжившим чудакам зажигают звёзды, те, что ушли когда-то.
Смотри и помни.
О счастье
Сквозь вокзалы-реки, речи, «тыщи». Каждый ли останется собой?
Целовал собаку в морду нищий — щуплый, седогривый, и слепой.
Был доволен привокзальный Ротшильд,
пряча в грязный носовой платок
пуговицу,
ленточку из прошвы,
да батиста яркий лоскуток.
А на вербный звон, сжимая в пясти тоненький, дрожащий краснотал:
«Счастье, человеки, вот вам — счастье…» — хрипло, и надломлено шептал.
Словно не давая опаскудеть, он кричал, сквозь человечий лес:
«Всем вам счастье, счастье будет, люди!». И блаженно кланялся окрест.
И, когда на куполе небесном распускался звёздный девясил,
он на ощупь в тёмном перелеске новую вселенную лепил,
приправляя дело Словом резвым.
Много ль нужно?
Да всего чуток:
пуговица,
ленточки обрезок,
да батиста яркий лоскуток…
Андел
«Что утонет, то, поди, не сгорит?
Да, иголку проще найти в золе… —
бабка Нюрка шепотом говорит, —
Люди — божьи анделы на земле!
Не копи, скаредничай — всё одно:
жисть — костёр, кочёвка невдалеке.
Будь простым, широким.
Добро — оно посильней чем,
денюшка в гамонке.
Не считай обиды — напрасный труд.
Заживут, как прыщики до венца.
Что грехи? И мухи к навозу льнут.
Человече — ты.
Отрухнись в сенцах.
Я б ещё добавила в Богов след:
не замай,
не жадничай,
не калдырь!»
Бабки нет уж больше десятка лет,
но приходит ночью,
поёт псалтырь.
С нами правда?
А может быть Босх, и Бах?
Обережный круг, навесной замок?
Тихо «андел божий» скулит в сенцах —
целовальник,
висельник,
скоморох.
Семь небес по Верберу
Первое небо
Нити нет, оборвалась, печаль, лети
колокола гулом… Гули-гули,
голуби мои, мои молчальники,
выдохом под облако вспорхнули…
Второе небо
Небо второе — неброское,
плёсами рвётся полосками ночи и дня…
Не поминайте в молитве меня,
лихом не поминайте, и хватит…
В неба расписанный батик
движется племя голов
светлых, чудны́х, оголтелых…
Тело оставлено признакам дня,
вы не ищите меня…
улетела…
Третье небо
Бабушка, как ты? В подоле пшеница,
ноги босые, косынка в цветочек…
Мается снова земля-рожени́ца,
ночь-повитуха устало хлопочет.
Бабушка, где ты? От края до края
звёздная, пыльная, тыльная пустошь.
Все мы когда-то… и вдруг умираем,
мне посмотреть бы…
Руку отпустишь?
Четвёртое небо
То ли видимость, то ли крайность,
то ли бездна под твердью вод,
этот край — золочёный рай, но
мне, наверно, не подойдёт…
То ли суетность, то ли вольность,
то ли шрамы твоих лучей,
может, вспомню опять про боль, но
крылья, Господи, мне пришей…
Пятое небо
Падаю без оглядки,
слишком высок порог,
щиплют босые пятки,
угли земных дорог.
Щурится Фауст слепо,
плещет луна в горсти.
Сколько кругов по небу —
не сосчитать… прости…
Шестое небо
Чтобы объять необъятное,
стань на краю бездны и распахни руки.
Чтобы понять непонятное,
шире открой сердце, если ещё дышишь.
Чтобы простить себя,
просто прими всё — всё, что дано свыше.
Просто прости любя,
стань на краю бездны и распахни руки.
Седьмое небо
Палец к губам души —
ямочка над губой.
Вот и рождён. Дыши.
Ангел уже с тобой…
* * *
босиком по краю крыши,
ходит время голубком,
где мороженые вишни
стынут сахарным песком
припорошенные снегом.
кто-то тихо в землю врос,
чей-то шаг остался в небе,
и рассыпался в мороз…
ветер флюгером пронизан,
наступает времялёт,
а у самого карниза
ангел семечки грызёт…