СВЕТЛАНА ЧЕРНЫШОВА
Родилась в городе Большой Камень Приморского края. Медик. Психолог. Публиковалась в журналах «Аврора», «Новая реальность», «Окна», «Урал», «День и Ночь»; альманахах: «Цепеллины над Троицком», «Русский писатель», «Крещатик», «Белый Ворон», «Литературный Владивосток»; в сетевых изданиях: «Новая реальность», «Сетевая словесность», «Полутона» и в других. В 2011 году в Дальиздате (Владивосток) при поддержке фонда Ивана Шепеты выпустила первый сборник стихов «Когда зацветает бурьян». Живёт в Крыму, в городе Севастополе.
* * *
…Уходили в темень дома и площадь,
Открывался небесный цирк,
И по лунной арене водили лошадь
Под серебряные уздцы.
Пахло стружкой сосновой,
Весной промозглой
И геранями на окне.
С бархатистой попоны срывались звёзды…
Лишь одна и досталась мне.
А желаний было намного больше.
Сколько ж звёзд миллионы лет
По одной роняет с попоны лошадь…
Но — для каждого на земле.
* * *
дверь придержу, чтоб не скрипнула,
спи-спи, лихо,
злобным коротким сном.
тихий какой апрель… и я в нём тихая.
будто сон-
трава, что сквозь шторы лиловые прорастала,
из снегов карабкаясь в полымя,
укоризненно
пушистыми головами качала, качала
и укачала меня
над окном пустынным, беззвездным вечером,
над
безмерным горем нечеловечьим
тихо как
дом беззвучный мой, лиловая чаща —
белый свет
слышишь? тишина — большущая, настоящая…
так бы всем.
* * *
Во-первых, неба остывала серая зола,
Выплескивали волны на песок закат свинцово-алый,
А, во‑вторых… я жить чужою жизнью перестала
И увидала вдруг как жизнь моя меня ждала.
Она приберегла для нашей встречи
молчание, которого красноречивей нет,
тропу и спящих сосен первозданный свет —
свет все-прощающий,
А проще — без-упречный.
Казалось море шло за нами и впадало в горы,
Казалось будет спуск крутой, ан нет — подъём.
И что ещё там впереди? Какое счастье или горе?
Какая разница… оно — моё…
Моё.
* * *
Когда наскучат блёклые врачи,
что ходят, как голодные грачи
туда-сюда, рассматривая лица
(припухшие, землистые на цвет) —
всё ищут, чем бы в лицах поживиться,
Гляди сквозь них, как будто их и нет.
Гляди в окно, там вдохновенный март
малюет полотно «суббота-арт»:
полощутся больничные пижамы
в небесной синьке. Белки на сосне
ругаются с неугомонным жаром
за ветку.
Недовольная со сна,
скрипит анорексичная сосна.
К обеду воздух выбелен, прожарен.
Бумажный голубь над двором кружит.
В коляске мчится мальчик-инвалид —
чумазолиц, но в кофточке опрятной.
С ладони убегают монпансье,
смех крутится в блестящем колесе,
хвост распушив, дюшесовый и мятный.
…………
Из новостей на главной полосе —
суббота-арт.
и живы все в палате.
* * *
…и, наверно, любые слова бесполезны —
не спасение, не благодать,
если долго глядеть в почерневшую бездну,
где ни света, ни дна не видать.
кружит, клонит, бросает судёнышком утлым,
из пустышки-скорлупки душа.
но блеснув чешуёй, затрепещется утро,
влажным воздухом жадно дыша.
ах ты, рыба моя, золотая надёга!
в безнадёге намного светлей
плыть вдвоём по весенним раскисшим дорогам,
вдоль сквозных колоннад тополей,
меж растерянных мыслей и слов бесполезных…
и не пряча в ладонях лица,
видеть: снова сияет в разверзшейся бездне
ангел-рыба.
спасительница.
* * *
что тут поделать
от ревности
зависти
или любви
с первым снежком мне всегда вспоминаетесь
вы
вы
вы
просто такое в природе изящество
ле-
по-
та
легкое
хрупкое
и настоящее
вполоборота
кто вы сегодня? Джульетта ли
Золушка?
Маша?
Жизель?
или везут вас
промерзшей по горлышко
через метель
с голода
холода
к хлебу хрустящему
в Алма-
Ату
легкую
хрупкую
и настоящую
ту
ту
ту
так подпевайте
зряшным и
пьяным нам
тра-
та-
та
с первым снежком вас
Галина Уланова
как
вы
там?
* * *
Помнишь? Зимою все люди молчали?
Молча к беззвучным подъездам брели,
молча на мерзлую корку земли
падали птицами и умирали?
Что же такое за ночь случилось?
Будто проснулся
железнодорожный вокзал,
будто случайным попутчицам
тёплый бальзам
языки развязал,
и понеслось, закрутилось.
Женщины две под окном
час уже: ля-ля-ля-ля тополя.
Перебивая друг друга,
да и зачем им слушать друг друга?
Если слушает их в полудрёме земля,
слушает вечно дрожащий от нежности и от испуга
чахлый нарцисс на заезженной клумбе.
Слушаю я
весь этот треск, перещёлк, перезвон, ля-ля-ля‑тополя.
Снова живая.
Помнишь, на мерзлую корку земли
молча падала я,
умирая.
Пальто
жизнь такая маленькая, что
не успеешь расстегнуть пальто,
а уже угрюмые стоят
надо мной, неправду говорят.
дескать, был весёлым, добрым был,
и людей, и родину любил.
а мне пуговица давит на кадык,
да так, что говорить не могу.
я бы им, конечно, возразил.
дык, я бы им всю правду рассказал.
оторвите пуговицу на пальто!
что вы все городите не то!
я людей, признаться, не любил,
иногда жалел, но меньше, да,
чем собак бездомных и котов.
оторвите пуговицу, что
стоит вам? мне станет хорошо.
пуговица на другие непохожа,
ну и что же?
признаюсь, по пьянке потерял
пуговицу-оригинал,
кое‑как приладил не такую —
белую, большую.
да не та
не та
не та не та.
с ней была сплошная маета.
а слюбился всё‑таки, привык,
всё ж родная, хоть и давит на кадык.
женщина, ну что же вы
ну что же,
оторвитесь от меня.
о боже!
не плачьте,
ну что же вы,
ну что же.
вы родная мне,
вы не похожи
на людей чужих,
что здесь стоят
обо мне неправду говорят.
скорбные,
как пуговицы в ряд
одинаковые.
Отцу
…будто мальчишка хнычешь — пусти меня, отпускай —
самое время уйти по весенним лужам.
гляну в окно — плещется через край
стужа.
темень и ветер, пронзающие насквозь.
бьются о прутья балкона
плети обледенелых роз
в серых бутонах.
жалобно — отпусти…
шёпотом, влёт, под дых
пусть не дышать уже и не вымолвить слова,
мне научиться сейчас — любимых —
мёртвых, живых —
всех отпускать сразу и безусловно.
знаю — не будет ни переходов, ни корабля —
там лишь темень беззвучная и пустая,
ужасом дышащая земля
…………
и отпускаю.
…и рвётся.
покажется — так истончилась жизнь,
что видно последний день свой на сломе боли,
но ветку протянет [ну-ка, давай держись]
расцветающая магнолия
стоишь — уцелевший выходец из зимы,
тугих лепестков перебирая чётки,
и видишь: небо у моря берёт синевы взаймы,
и следом — море — у неба.
и все в расчёте.