Сначала вы дружите. Говорите, говорите – так, как будто молчали до этого сто лет, не меньше.
Пьёте кофе по утрам. По вечерам – отправляете и получаете особенные сообщения. В них уже прописано ваше будущее, только вы его ещё не видите.
Смеётесь. Много. Больше, чем грустите. У вас удивительно совпадает чувство юмора. И система координат. И угол зрения. И привычки, и вкусы. Вы вообще похожи, как брат и сестра. А потом вдруг (для вас — вдруг, но мы же помним: всё уже было прописано) вокруг вас обоих начинает нагреваться воздух.
Внезапно, как вам кажется, возникшая страсть шипит и отскакивает от всех углов, как шаровая молния, поджигая и оплавляя все углы, всю проводку, всё нажитое. Вы зачарованно и испуганно следите за действом и даже не пытаетесь что-то сделать.
Да и что можно сделать с огненным шаром, неизвестно откуда прилетевшим? Страсть накаляет ваши тела до состояния бреда от высокой температуры. Как будто у вас общий вирус.
Дни становятся бесконечными, как бывает в Заполярье, а ночи… Ночей почти нет: или вы не спите, потому что вместе, или не спите, потому что не вместе.
А потом приходит любовь. Садится и смотрит на вас совиными глазами. Теперь она всегда с вами. Между вами,свидетелем вашего безумия. И соучастником.
Сколько с тех пор прошло дней, месяцев, лет? Много, теперь ведь всё в жизни быстро и коротко. Мало, ничтожно мало. Не имеет значения. Потому что наступает очередное прозрение: это больше, чем любовь, которая похожа на все сюжеты из всех фильмов и всех книг.
Которая живёт у кого три года, у кого семь лет, у кого – до оловянной свадьбы. И уж совсем редко – до серебряной, когда привычка почти полностью «замена счастию», но и она не спасает.
Между вами происходит иначе, страшнее. Свадебная музыка или похоронная саундтреком — не разобрать. Нет, вы такого не хотели (и не такого, трёх- и семилетнего – тоже), но оно чувствуется.
Чувствуется вечность, которая – безвременье. И во все эти бессчётные века нужно быть сильным
Мы ведь все, признаемся уже, плачем в первую очередь из-за себя, потому что мы останемся без того, кто ушёл, кто нас любил, нам дарил себя и своё, так нам необходимое. Даже на похоронах. Мы лишаемся любимого человека, и нам, как эгоистичным детям, обидно, страшно и горько, нам всерьёз кажется, что ушедший нас бросил, посмел оставить.
А пока он с нами, страх потери его нам невыносим.
Считается, что любовь не такая: она не держит и всегда готова отпустить.
Это неправда.
Она не готова.
Просто в любви человек преступает всякую черту. И возвышается над собой, хочет он того или нет.
В этом главное отличие любви от её суррогатов.
Ещё бы было не страшно! Когда дали так много, много и спросят. Уже спрашивают.
Но, как сказано нам, «радости вашей никто не отнимет у вас».
Радости, вопреки всему, в этой смертельной любви столько, что можно, кажется, ей захлебнуться.
Вокруг столько горя, боли, болезней, смертей. А ты любишь, и, значит, совсем без шкуры. Уязвим вдвойне. За себя и любимого.
Ты любишь. И, значит, должен найти резервы для храбрости, для веры и для жизни. Мы бессмертны, пока любимы.
А смерти — нет.
* * *
Да, мы нарушили запрет,
И даже не один.
Такой закрученный сюжет
Немых кинокартин.
Такой изысканнейший плен
Угля и мела.
И старых довоенных лент
Мир чёрно-белый.
Давай заварим чёрный чай
В фарфоре белом.
Ты слёз моих не замечай,
И боли в целом.
Давай ещё смотреть кино,
Друг друга пить.
И за звеном цеплять звено
Одной цепи.
И нас с тобою, как сугроб,
Укроет плед.
И на двоих один озноб,
А смерти – нет.