Моя бабушка была очень любима мужем. Поэтому он прощал ей многое.
Но не всё. Когда она хотела ему выразить недовольство, варила манную кашу, которую он терпеть не мог. При виде тарелки с ненавистной манкой он сатанел и спрашивал: «Ты это мне назло, да?»
Юная бабушка пожимала плечиками. Дед Александр с молчаливой яростью швырял тарелку в стену. Бабушка так же молча с прямой спиной выходила из комнаты. После этого она уже могла из него верёвки вить.
Я вспомнила эту историю не случайно. Как раз варила кашу. Немодную манную кашу. Любая еда, даже если о ней только прочитать, может вызвать в человеке множество воспоминаний и переживаний, так уж мы устроены.
Еда бывает разная и для разных целей, часто никак не связанных с чувством голода. А манная каша — сакральный продукт советского времени.
Помню, читала в детстве книжку, написанную от лица одного деревенского мальчика, который жил в бедной многодетной семье, каких было (и есть) на этой грешной земле множество во все времена и повсюду.
В той книжке мать мальчика, уходя работать в поле, оставляла самого маленького своего ребёнка, ещё почти младенца, на старших детей, и манную кашу (драгоценную) оставляла исключительно для него. В очень маленькой кастрюльке.
Драгоценная каша была на драгоценном молоке.
И мальчик, главный герой, отколупывал со стенок посудины присохшие манные крупинки и отчаянно мечтал съесть хоть ложку каши, хоть половину самой маленькой ложечки. Но не ел, не хотел нарушать обещание самому каши не трогать и никому, кроме младшего, не давать. Это был хороший мальчик.
Я читала, поедая шоколадные конфеты, и горько плакала.
Мне было искренне жаль мальчика, и я вспоминала, как выливала в раковину ненавистную молочную лапшу, которая забивала сток. Бабушка качала головой, и её лицо делалось таким тёмным и суровым, каким я его никогда и не видела. Она и хлебные крошки собирала в ладонь всю жизнь, хотя в доме готовили, не считая порций, и готовили вкусно, она сама и готовила, в том числе. Манку тоже. Манную кашу я ещё иногда ела. С вареньем.
Когда я читала про ту несчастную кашу, которая — только одному ребёнку, мне было стыдно, что я не голодала, что конфеты ем (и даже не все, а выборочно).
Меня не особо ругали за капризы в еде. Но я всё детство слушала рассказы про полуголодное детство своих родных.
Манная каша была и в любимой когда-то книжке Гиляровского. Только там она была не простая, а гурьевская, которая запекалась в печи со всеми пенками на маленьких сковородочках с сухофруктами, орехами, цукатами, мёдом и бог знает, чем ещё. Для не самых бедных и не самых голодных людей. Для рестораций и элитных поваров. Я мечтала её попробовать, но мама отмахивалась, конечно. Позже этот рецепт, адаптированный под современные духовки вместо печей с дымом, огнём и золой, я нашла в книге Похлёбкина, и один раз приготовила такой каши. Читать про неё было интереснее, чем есть. Может быть, в тех дровяных печах и был главный секрет. Или в чём-то ещё.
Только полужидкой манной кашей кормили во время реабилитации после многочисленных болезненных операций на лице племянницу моей мамы, мою сестру, которая родилась с заячьей губой. Она выросла симпатичной обаятельной умницей с прекрасной дикцией, выучилась на прекрасного врача, манную кашу иногда с удовольствием ест и сейчас, полужидкую и горячую. Как тогда, в больницах.
Моя мама любила, наоборот, густую, хоть ножом режь.
Выражение «у тебя манная каша во рту» было очень популярно у советских учительниц.
Странно и забавно история трансформируется в речи, поскольку с манной кашей во рту подолгу сидели вполне благополучные дети, которых нужно уговаривать есть практически всё. И в ответ на уговоры они мычали с набитым ртом свои «не хочу — не буду».
А ведь советская манная каша была задумана для повсеместного употребления, как аналог, заменитель манны.
Худых и голодных детей, да и взрослых, надо было кормить недорого, быстро и калорийно. Чтобы они, измождённые за суровые годы, набирали вес и могли легко проглотить калории, даже если мало зубов во рту. Их не нужно было уговаривать. Они ели и были благодарны. Радовались, что стрелка на весах показывает привес.
Сейчас эта крупа загнана в угол современной наукой — диетологией, современным маркетингом. И толстеют-то от неё, и глютен в ней вреден, и витаминов нету. Да вся она — пережиток и недоразумение.
При этом манка, по сути своей, то же самое, что и модный, но не такой дешёвый кус-кус: пшеничные зёрна, крупка, мука, точнее, шарики, скатанные из пшеничной муки и воды. Он очень быстро готовится, ещё быстрее и проще нашей манки, его можно смешать с чем угодно, и, конечно, им традиционно питались и питаются, например, в небогатой Африке, там, где надо накормить много людей тем, что легко увеличится в объеме с помощью обычного кипятка и будет достаточно сытным, приятным, но нейтральным на вкус, чтобы его можно было есть постоянно, добавляя то, что найдётся под рукой, в основном, овощи.
Если нашу манную кашу правильно и любовно варить, она будет вполне вкусной, получше некоторых пудингов. Я недавно смотрела передачу, где испанцы пробуют наши каши. Так вот им больше всего понравилась именно манная, и с вареньем, и с маслом и сахаром, на молоке. Разумеется, без комков.
Моя дочь любила в детстве манную кашу с облепихой, непременно чтоб много свежих, кислых и сочных, но при этом маслянистых, оранжевых ягод, похожих на бусины. Я варила, а она смотрела, как на поверхности вскипают маленькие вулканчики, смеялась: каша сердится.
Я полна любви и воспоминаний, когда варю «королевскую» манку для маленькой внучки. Она её так называет
С кедровыми орешками, с какао или тёртым шоколадом, с бананом. Летом — с отборной клубникой или спелыми персиками. Зимой — с варёной сгущенкой или домашней карамелью, с абрикосовым вареньем и арахисовым маслом. С маслом кокосовым и с цукатами манго.
Эта каша не о королях и королевнах, она о любви.
Прописанная у многих на подсознании ненависть к манке — от «того», карательного детского общепита.
Ясли, детские сады, школьные столовки. Больница.
Комки, всегда комки, сморщенные пенки, противные жёлтые жирные лужицы, и вся она — голубоватая или сероватая скользкая жижа, которую варили в больших алюминиевых или эмалированных кастрюлях с мятыми крышками.
Шлёпали неуважительно половником в тарелку, сверху плюхали шматок масла.
Потом, или очень горячую, или, наоборот, совершенно остывшую, расставляли на раздаче. Раздавали, да.
Но эту кашу с манной объединяло только одно: из крошечного количества исходного продукта так же быстро получалось много еды.
И хорошо, что никто тогда уже не был по-настоящему голоден в той потерянной, как Атлантида, стране.
И не отколупывал с края маленькой кастрюльки крупинки манны, мечтая съесть хоть ложку, хоть половину маленькой ложечки.