ВЛАДИМИР ТЫЦКИХ
Родился на Рудном Алтае, окончил Усть-Каменогорское медицинское училище и Киевское высшее военно-морское политическое училище. Служил на кораблях и подводных лодках на Балтике и Тихом океане. Автор более 30 книг прозы, поэзии, публицистики, литературной критики. Член Союза писателей СССР (России) с 1988 г. Член Русского географического общества. Заслуженный работник культуры РФ. Живет во Владивостоке.
* * *
Брат, и сосед, и каждый встречный,
Кем отчая земля сильна,
Мы все, пока мы вместе, вечны,
Хоть жизнь у каждого одна.
Пусть жизнь, как хочет, нас морочит,
Жалеть бы только не пришлось
О том, что удалось не очень,
А что совсем не удалось.
Всё к месту. Вовремя и с толком.
Шумел камыш. Река текла.
Пылили летние просёлки.
Позёмка зимняя мела.
В достатке штатским и военным
И в зимний хлад, и в летний зной
Хватало радости мгновенной
Перед бедою затяжной.
И помнят мужики и бабы –
Куда б дорога ни вела,
Земля на ямах и ухабах
Упрямо Родину трясла.
И в крепком флотском экипаже,
Водой крещённом и огнём,
Мы знали – в жизни страшно важно
Уметь стоять к плечу плечом.
Пусть взгляд мутнел, и глохли уши,
Когда безумная волна
Так выворачивала души,
Что смерть, казалось, не страшна.
Волна кипела и не знала,
Что до последних наших дней,
Последний раз сойдя с причала,
Мы будем тосковать о ней.
Тогда спасительная память
Вернётся к давним берегам,
Где всё уже случилось с нами,
Чтоб навсегда остаться там.
Там все концы и все начала
Морей моих, земли моей
По обе стороны причала
С годами делались родней;
По обе стороны причала,
Не обойдя добра и зла,
Земля трясла, волна качала,
Судьба хранила, как могла.
* * *
Мир всё заметил, но, похоже,
Он сделал вид, что не заметил,
Как восхитительно негоже
Всё перепуталось на свете.
С улыбочкой в ладоши хлопнув,
Под наши бредни время вышло
Рассказывать такие хохмы,
Которых свет давно не слышал.
За хохмы эти, эти бредни,
В конце концов, оно и взыщет.
Не каждый нищий будет беден,
Богач скорее станет нищим.
А мы так радостно шутили,
Что скоро отвечать придётся
Дровам за то, что их рубили,
Воде за грязь на дне колодца.
Но понапрасну брёл я следом
Там, где нога твоя ступала.
Я про дела твои не ведал,
Ты о мечте моей не знала.
Не всякий в том, чего он ищет,
Готов признаться без утайки.
Не каждый попрошайка – нищий.
Не каждый нищий – попрошайка.
За всё, что с нами приключилось,
Любой отметь меня наградой –
Приму и милость, и немилость,
Но милостыни мне не надо.
* * *
Виденье позабытых дней –
В прохладном полумраке сада
В чугунном кружеве ограды
Перекрещение аллей.
В извиве парковой тропы
Течёт задумчивая Лета,
И тонет лёгкий шаг поэта
В беспечном топоте толпы.
В конце аллеи старый клён,
Скамью пустую обнимая,
О чём-то, видно, вспоминает,
А вот не говорит, о чём.
До срока день земной сокрыт.
Листва густа. Недвижны тени.
Как будто в них уснуло время.
А время – вот оно – не спит.
А время – вот оно – летит,
И старый клён в конце аллеи
О ком-то, кажется, жалеет,
А вот о ком, не говорит.
Но странно – на душе светлей
В старинном полумраке сада,
Хоть не понять, чего ей надо
В чугунном кружеве ограды,
В перекрещении аллей…
* * *
Толком даже названий не знаю,
Но зачем-то опять и опять
Звёзды в стынущем небе считаю
И никак не могу сосчитать.
Этой хватит для вечного света,
А другая, сверкнув в высоте,
Упадёт на глазах моих в Лету –
Разойдутся круги по воде.
Оглядишься – картина простая:
Слева церковь, а справа погост…
Мне судьбу, как букварик, читает
Ночь в мерцанье задумчивых звёзд.
Он такой у меня бездорожный,
И былой, и оставшийся путь…
Всё другое на свете возможно –
В эту ночь невозможно уснуть.
Мать честная! Как сладко и горько
Пролетает сквозь нас, мимо нас
Миг, который закончился только
И который начнётся сейчас!
Он как будто нечаянно создан
Тьмой и лёгким ночным сквозняком.
Как далёки, как трепетны звёзды!
Как молчат неизвестно о ком!
* * *
Алтайским солнцем грелось лето.
Репейник млел в тени оград.
И дух зеленого ранета
Вдыхал, хмелея, мамин сад.
Повита вечной муравою,
Песочком времени шурша,
За сонной дачною межою
Текла тропа до Иртыша.
Там небо на волнах качалось,
И у прибрежных камышей
В прозрачной заводи купалась
Моя улыбка до ушей.
А на яру за черноталом
Под сводом старых тополей
Звенел любимый голос мамы,
Досмертной радости моей.
То лето где-то затерялось,
Но стало в памяти слышней,
Как мама весело смеялась,
Как я смеялся вместе с ней.
И делом оставалось малым –
Смириться с правдою простой,
Что смех печальным был у мамы,
Что есть на свете смех такой.
У незнакомцев чужедальних
И у соседей за стеной
Я буду слышать смех печальный,
И мне он станет как родной.
Зато откроется едва ли
Сквозь расстоянья и года,
С чего нигде смешной печали
Я не увижу никогда.
* * *
В окне июнь. Паслён ещё зелёный.
Отец во снах воюет на войне…
Там жизнь и время шли не по айфону.
Там ходики стучали на стене.
В том далеке – чем дальше, тем светлее –
Легко вставала ранняя заря…
В окне июль. Ещё шиповник спеет.
А вот душа – в кануне ноября.
Ни просьб, ни ожиданий, ни желаний.
Звонков ни от кого и никому.
А за окном косые тени зданий
Вечернюю сгущают полутьму.
А привозная прима в «Мариинке»
Торопится дотанцевать Кармен.
А мир устал от перемен великих,
Но снова ждёт великих перемен.
И всё куда-то движется незримо.
И все туда спешат и не спешат.
И всё понятно, но необъяснимо,
Чем сможет успокоиться душа.
А город за окном шумит привычно,
Открыт для всех родных и не родных.
И всё неповторимо, но обычно
В делах людских и судьбах мировых.
И жизнь идёт и что-то обещает,
Хоть никаких гарантий не даёт.
И кажется, что вечер нескончаем.
Но это заблуждение пройдёт.
И вспомнится далёкий от печали
Отцовский дом в рассветной тишине,
Когда казалось: всё ещё в начале,
А ходики стучали на стене.
* * *
Борта… Надстройки… Рубки… Мачты…
Волна в бетон причальный бьёт.
Всё – не в кино, и это значит –
Ты, брат, служить попал на флот.
Ты, брат, попал на флот, и значит –
Прощай, спокойное житьё.
Борта, надстройки, рубки, мачты
Теперь владение твоё.
Оно твой смысл, твоя идея,
Твои Москва, Париж и Рим.
Оно решительно владеет
Тобой, как ты владеешь им.
И всепогодно, безраздельно
Не бог, не царь и не герой,
А распорядок корабельный
Твоей командует судьбой.
А ты, с душой морской не споря,
Внушаешь другу и врагу,
Что больше жизни любишь море,
Как подобает моряку.
Моряк – моряк и есть, а всё же,
Тропой отцовскою пыля,
Всех и любых морей дороже
Тебе родимая земля.
Там в родниках вода живая,
И светлым днём и в час ночной
Ни сна, ни отдыха не зная,
Ждёт возвращенья ангел твой.
Волна
О чём весной и летом, о камни разбиваясь,
И вторя, и противясь безжалостным ветрам,
Горячая, свободная, шальная, штормовая,
Она сказать хотела пустынным берегам?
Под небом, оглушённым протяжными громами,
О чём она стенала от берегов вдали,
Бессолнечными днями, беззвёздными ночами
Швыряя, словно щепки, стальные корабли?
Высокая, упругая, тяжёлая, крутая,
Солёный горький холод подъявшая со дна,
Увенчанная гребнем и в пену завитая,
О чём она кипела, осенняя волна?
О чём она терзалась меж Сциллой и Харибдой,
Когда в тумане плыли Гоморра и Содом;
Кого она пыталась держать над бездной гиблой,
О чём глухой зимою молчала подо льдом?
В её тревожном гуле, в её молчанье грозном
Недолго безответным останется вопрос,
Кому не сладить с нею, а возвращаться поздно,
И времени не хватит в эфир отправить SOS.
А нежный плеск напомнит земле и океану
О тех, кто в далях дальних за тридевять морей
Шёл при погоде ясной, и в штормы, и в туманы,
И курс держал красиво, и побратался с ней.
* * *
Великая, не знающая края,
взлетающая, падать не боясь,
единственная, вдребезги родная
красавица, низвергнутая в грязь,
простуженная, хриплая, босая,
не верящая больше ни во что,
способная и жить, и умереть играя,
та, без которой мы – никто,
в последний раз, коль суждено судьбою,
не плача, не страшась и не скорбя,
дышать, мечтать, молиться перед боем
Тобою
о Тебе
и за Тебя!
* * *
Кочуют из сегодня во вчера
Суть дела, звон пустого разговора.
Жизнь – в небо устремлённая гора.
Мы медленно взойдём на эту гору.
И что-нибудь, конечно, захотим
И сделать сможем хуже или лучше.
Построим дом и дерево взрастим,
Детей родим и честно жить научим?
Зажарим каплуна на вертеле,
Французское по-гречески разбавим?..
Зачем пришли и ходим по Земле,
Когда уйдём, что за собой оставим?
Пиши пропало, сыпь на рану соль –
Гляди, что было встарь, что ныне стало,
Во имя всех своих свобод и воль
Сыпь соль на рану и пиши пропало.
Всё мимо слуха, мимо честных глаз,
Всё мимо сердца: на планете бедной
Последний тигр рычит последний раз,
Последний раз бежит олень последний.
Грустит о лесе одинокий пень.
И, не собрав со дна бесценных амфор,
Мы мечем в Лету камни каждый день
Без всяких там гипербол и метафор.
По тем камням, меж берегов скользя,
В реке от сотворения доныне
Течёт вода. Но пить её нельзя.
И мы уже почти что на вершине…
Харбинский мотив
Ненаписанная драма.
Позабытый сон.
Будто вновь плывёт над храмом
Колокольный звон.
Вновь блестит под солнцем жарким
Золочёный крест.
Вновь играет в старом парке
Духовой оркестр.
Жаль, у пристани бессильно
Замер пароход.
Жаль, что поезд из России
Больше не придёт.
Жаль изгнанников безвинных,
Виноватых жаль.
Бродит в улицах Харбина
Русская печаль.
День был сух, а вечер влажен.
Гаснут фонари.
И уносят память нашу
Воды Сунгари.
Но опять кому-то снится:
Бьют колокола
В память памяти харбинцев,
А она – жива!
* * *
Кажется мне, потеплеет немного с рассветом,
Сердце моё отогреется, кажется мне.
Осень расскажет, о чём она думала летом,
Лето припомнит, как травы цвели по весне.
Вроде всё вовремя, всё как положено вроде.
Что ж так ненастно, так облачно в сердце моём?
Господи правый, ведь снова зима на подходе:
Вот уж не дождик, а снег вперемешку с дождём!
Вот уже зимники скоро пойдут по болотам,
День беспроглядный потянется дольше, чем год,
Словно земля разошлась по застылым широтам,
Впав в забытьё летаргических вечных мерзлот.
Я не хочу потакать холодам и прощаться
С прошлым, дай Бог и грядущим, теплом не хочу.
Братья и сёстры, земные мои домочадцы,
В память о доброй погоде затеплим свечу!
Малый огонь перед Образом дышит легонько,
Тени живые колышет на белой стене…
Кажется мне, соберётся земля потихоньку,
Время её не закончилось, кажется мне…
* * *
Жизнь – событье простое. Я сам его делаю сложным,
объяснить и понять, как дитя, дерзновенно пытаясь
всё, что разумом голым постигнуть, видать, невозможно –
лишь душою принять, если эта душа не пустая.
В чудо можно не верить. Но пусть назовёт своё Имя
мир, распахнутый настежь, где всё несказанно и просто:
тонкий стебель травы, что растёт меж камнями сухими,
белый свет, перекрестья дорог и кресты на погостах.
Просто вечное небо над бренною твердью земною,
где мгновенные вёсны длиннее, чем наши свиданья;
просто воздух – сухой от мороза и влажный от зноя –
о, как дорог он станет, когда перехватит дыханье!
Жизнь – событье простое. С начала, со дней сотворенья
перед всеми – кто был и ушёл, и кто есть, и кто будет –
две дороги: дорога паденья, дорога спасенья.
Всё иное себе в оправданье придумали люди.
* * *
Молчалив и опечален –
В чём причина, не поймёшь…
День хорошим был вначале
И в конце вполне хорош.
Зорька вспыхнула с востока,
Как во все иные дни,
И трясли хвостом сороки,
И галдели воробьи.
Плыл над бухтой марш прощальный,
Свет на старом маяке
Всё горел, и крылья чаек
Всё мелькали вдалеке.
Это очень славно, братцы, –
Моряку в морях гулять.
Это счастье – возвращаться,
Если есть, кому встречать.
А когда от дел свободен,
Веселее дела нет –
Видеть, как корабль уходит
И махать ему вослед.
Вижу, как его качает,
Вижу мачты и корму,
Молчалив и опечален,
Сам не знаю, почему…
Включив телевизор
Из забытого сна, из-под замети лет, из-под спуда
Возвратиться к началу, где первый шажок совершён.
К обманувшей весне. К безутешной разлуке, откуда
Ты, всю жизнь от cебя уходя, далеко не ушёл…
Дорогие мои! Дорогой мой! Моя дорогая!
Что мы завтра узнаем, чего мы не знали вчера?
Те же звёзды ночами всё там же всё так же мерцают,
То же старое солнце слепит в том же небе с утра.
Разве кто-нибудь где-то не знает, что кровь не водица?
Разве русская кровь как водица не льётся сейчас?
То ли белая вновь, то ли красная конница мчится,
И лежит за «Максимом» в тачаночке кто-то из нас.
Дорогая моя… дорогой мой… мои дорогие…
Может, в лаве, летящей под нашим умелым огнём,
Скачет Русь, сжав до боли в ладонях поводья тугие…
Если Русь упадёт из седла, то и мы упадём.
День за днём здесь и там, век за веком не с нами и с нами
Всё, что было и не было нашим – не станет чужим…
Севастопольский рейд, Петропавловский порт с кораблями
На флагштоках и мачтах с Андреевским флагом седым…
Дорогие мои, дорогая моя, дорогой мой!
Наши горькие беды и вины, дела и слова
Будет честное время хранить как патроны в обойме,
Отпустив нам грехи, если будет Отчизна жива…
* * *
Не важно, что ели, с кем спали,
Чем грелись в сугробных снегах,
Каких не имели медалей,
Куда улетали во снах.
Друзей опрометчива жалость,
И вовсе нет дела врагу,
Чего там и сколько досталось
На нашем недолгом веку.
У наших судеб скоротечных
Есть всё, что положено всем.
А вечная память не вечна,
И это неважно совсем.
Неважно, что жили неважно,
Ходили в немодных пальто,
Но важно, дрались ли отважно,
А главное – с кем и за что.
Когда бы ещё без тревоги
Глядеть в занебесную высь,
Где разные наши дороги
На вечные веки сошлись.
Сошлись и концы и начала
В безмолвном укоре земли,
Что сделали в жизни немало,
Но всё-таки больше могли.
* * *
А в мире этом всё похоже
До нас, при нас и после нас.
И всё перемениться может
В который раз.
Вновь снится счастье неземное,
Но ты его напрасно ждёшь.
Дождь, прошумевший стороною,
Ещё не дождь.
Роднёй считались, жили вместе,
Но оказалось – были врозь.
А гость, с тобой не спевший песни,
Ещё не гость.
Друзьями разными богатый,
Живёшь, и думать недосуг
О том, что друг, не ставший братом,
Ещё не друг.
Случайно вышедший из боя –
Пусть сам он думает не так –
Твой враг, поверженный тобою,
Уже не враг.
Нет ни прологов, ни прелюдий
В судьбе, и как ты ни кружись,
Но жизнь, не отданная людям,
Уже не жизнь.
* * *
Высокие лики божницы.
Лампада чадит фитильком.
Уж скоро придётся проститься
И встретиться в мире другом.
Раскинет судьбина на картах
И выпадет картой из рук:
Кто свалится вдруг от инфаркта,
Кто пулей ужалится вдруг.
Проводят друзья честь по чести,
Смирив безутешно сердца.
Достойно последнюю песню
Успеть бы допеть до конца.
Там песни начнутся иные:
С небесных бесстрастных вершин
Откроются тайны глухие
Наивной и тёмной души.
Ей будет и стыдно, и больно
Под тяжестью вечных оков
Больших ли грехов своевольных,
Невольных ли малых грехов.
Бог с нами… Иное тревожит,
Бессмертною болью боля.
Последней молитвой, быть может,
Спасётся родная земля!
Оставив инфаркты и пули
За краем отпущенных дней,
Мы будем в аду ли, в раю ли
Молить о России своей.
Великолепно! Очень понравилось! Автору — спасибо!