ЮЛИЯ НИФОНТОВА
Родилась в г. Барнауле, окончила живописно-педагогическое отделение Новоалтайского художественного училища, затем Академию искусств и культуры. Работала преподавателем живописи и графики. С 2009 по 2015 гг. руководила Алтайским домом литераторов.
Печаталась в журналах «Алтай», «Барнаул», «Бийский вестник», «Русское эхо», «Луч», «Наш современник», «Московский вестник», «Роман-журнал XXI век», «Коростель», в газетах «Алтайская неделя», «Вечерний Барнаул», «Комсомольская правда», «Литературная газета», в коллективных сборниках.
Автор книг: «Провода гудящих строчек» (2006), «Шиза. История одной клички» (2009), «Предчувствие» (2012), «Не хочу в Нормандию!» (2012), «Ерошка Добродей и волшебные часы» (2017).
Член Союза писателей России с 2007 г.
Живёт в г. Барнауле.
* * *
Самолётик белым следом
Пополам разрезал небо —
И теперь на небе шрам.
Страх зимы ему не ведом,
Кажется ему, что беды
Где-то там, где-то там…
Дым сиреневый клубится,
Ёжится на ветке птица —
Не поёт, не поёт.
Хитро девицы-лисицы
Отворачивают лица.
Снег идёт, снег идёт…
* * *
— onjour! Bonjour! Comment ça va?*
Четыре поцелуя.
Безостановочно слова
Журчат, и в них тону я.
А здесь шампанское с утра,
И кофе даже на ночь,
И жизнь — не жизнь, а лишь игра.
Упёртый русский завуч.
Я здесь чужая. Я не я.
В щеках, как после пыток,
Под кожей ползает змея,
От деланных улыбок.
А здесь отсутствует час пик,
В автобусах — свобода.
Париж похож на Мозамбик
От чёрного народа.
А здесь никак не разобрать
Когда зима и лето.
Поверь, не стоит умирать,
Увидев город этот.
___________________
* Добрый день! Добрый день! Как дела?
* * *
Выпотрошенные рыбы
Выброшены на песок.
А вы разорвать смогли бы
Узел из рук и ног?
В молчании напряжённом
Шуршание шин за окном.
Лишь самым забытым жёнам
Такой шепоток знаком.
В излёте короткой жизни
Бессмысленно ночь длинна.
Теснится в стеклянной призме
Бесчувственная луна.
Решать всё равно придется!
Да скорость уже не та.
Дымком сигаретным вьётся
Спасительная пустота…
* * *
«Вошедшие, оставьте упованья!»
Данте Алигьери
Здесь время загустело и застыло —
Трясущийся разбухший желатин.
В один комок, что будет, и что было,
На тряпки-лица — выцветший сатин.
Картина неизменно монохромна —
Коричневая, скорбная гризайль.
И тени в похоронных балахонах
Не поднимают тёмные глаза.
Здесь говорят не часто и не громко,
Ни встречам, ни друзьям никто не рад.
Но всё же Лимб — ведь это только кромка,
Ведь самый первый круг — ещё не Ад?
Без солнца, без желаний, без надежды,
Необъяснимой вечностью больны,
Заложники, мы здесь застряли между —
Меж тем и этим полюсом войны.
Надёжный тыл ничем не содрогаем,
И со смолой котёл не подожжён,
Трехглавый Цербер не пугает лаем,
Как тех, кто плачет ниже этажом.
Терзающие страхи бесполезны —
Мы удержались, что ни говори,
На самом краешке опасной бездны,
Что молча дышит, где-то там — внутри…
* * *
И перед всеми я без разбора
Бисер мечу, мечу…
И подставляю я слишком скоро
Шею мечу.
И отдаю безо всякого боя
Жизни права, права.
Спор никогда не начну с тобою,
Если права.
Противоречия все запрячу
На дно души, души.
Не горяча. Не жива. Не зряча.
Крепче души.
Лишь в речах о себе, и только,
Буду смела, смела.
В грязь со стола апельсина дольку
Осень смела…
Степь
Стонет старый крест дорожный.
Стелет поле суховей
И колышет осторожно
Волосинки ковылей.
Ширь да гладь, куда ни глянешь,
Лишь стрекочет саранча.
Выгорел и выцвел глянец
Неба на моих плечах.
Степь течёт и разливаясь,
Жарким маревом дыша, —
Вызревает. Вызревает
Бесконечная душа…
Улочки детства
Тёплый ветер вдоль Зелёной Рощи,*
От Меланжевой* до Обводной*
Простыни крахмальные полощет
И вздымает к небу по одной.
По дорожкам, утонувшим в травах,
Стелет ароматные дымы.
Воробьёв весёлые оравы
Разгоняют утренние сны.
На ветвях беременные почки
Скоро к небу вскинут паруса.
Помню здесь все рытвины, все кочки,
Узнаю собак по голосам.
По ночам тут слышен стук колёсный,
Поездов тревожные гудки —
К нам спешат страстей грядущих вёсны,
Жизнь со смертью наперегонки…
___________________
* название улиц одного из старых кварталов г. Барнаула
* * *
Стаями заполнилась околица,
Стаял запоздалый снег с полей,
С тайным состраданьем небу молятся
Чёрные обрубки тополей.
Погоди, погода, раскиселиться,
Пагоды покатые хлестать.
Только толку-то, что жизнь — подельница
Мягко стелит, да не мягко спать.
Станем мы лишь стойкими поэтому —
Квартиранты с тонущих планет.
Стоит в жизни, стоит быть поэтами,
Потому другой дороги нет.
* * *
Белый храм — небольшой островок безопасный
посреди перекрёстка дорОг.
Всё поделено на категории, касты,
на разряды, на цвет и на срок.
Я останусь училкой в потёртой шалёнке,
и расставлено всё по местам.
Рыжеватый Иуда — пацан из продлёнки —
горько плачет в объятьях Христа…
* * *
Букет сирени, как ребёнок на руках
В резных кружавчиках сиренево-крахмальных.
Опять весна оставит в дураках,
Пройдя насквозь крамольно и фатально.
Лицо топлю в душистой пене той,
И захлебнусь волшебным мигом страстно,
Вослед за Фаустом воскликну я: «Постой,
Остановись, мгновенье, ты — прекрасно!»
Глаз не отнять, затянет полынья
Безжалостной любви и обожанья,
Но лишь сирень умеет исполнять
Своих губителей заветные желанья.
Созвездие соцветий — Божий знак
Нас делает добрее и смиренней,
Один художник Врубель точно знал
Как выглядит она — Душа Сирени.
* * *
Улов богатый сушат
Застиранных рубах.
И лёд хрустит на лужах,
Как сахар на зубах.
Сугробы — каша с перцем,
Узоры на блине.
Моё томится сердце
На медленном огне.
Фарфоровой посудой
Настойчиво звеню,
Я — фирменное блюдо
Весеннего меню.
* * *
Со мной волшебные миры,
Полёт сквозь стены,
Многоголосые хоры
Моей Вселенной.
И эту тайну ни беда,
Ни злые рожи —
Никто, нигде и никогда
Отнять не сможет.