АНАТОЛИЙ БОРТНИК
Анатолий Маркович родился в 1939 году на Украине.
Окончил Балашовское военное авиационное училище лётчиков. После выхода на пенсию занимается общественной авиационной деятельностью. Имеет ряд публикаций в региональных и федеральных СМИ по истории авиации и авиационной профориентации подрастающего поколения. Член Союза российских писателей, действительный член Русского географического общества – Общества изучения Амурского края, Почётный гражданин города Арсеньева. Живёт в городе Арсеньев.
Первый самостоятельный
Глава из книги «Небо, самолёты, лётчики»
Курс учебно-лётной подготовки (КУЛП‑51) на самолёте Як‑18, рассчитанный на курсанта средних способностей, позволял после одиннадцати-тринадцати часов вывозной программы уверенно вылетать самостоятельно.
— Завтра у тебя контрольные полёты с командиром звена Савкиным и начлётом капитаном Шитенковым, — со значением посмотрев на меня, произнёс инструктор. — Ещё раз проанализируй свои характерные ошибки, проиграй весь полёт. И постарайся хорошо отдохнуть — у тебя будет насыщенный день, — добавил он в конце предварительной подготовки.
Инструктор, не желая психологически перегружать меня, не стал акцентировать внимание на первом самостоятельном вылете, который предстояло мне совершить после контрольных полётов с начальством. Впрочем, такой расклад был неочевидным — неизвестно ещё, как я отлетаю контрольные.
Завтра началось со звенящей предрассветной тишины, вскоре она стала уходить за высокий сосновый бор на краю лётного поля — лагерь просыпался. На небе — баллов шесть-семь разорванной слоистой облачности. Солнце, немного поиграв с ней в прятки, вдруг скрылось окончательно — так быстро затянуло небосвод. Словно перед дождём. Ветра не было, но приятная утренняя прохлада бодрила и поднимала настроение. Идеальные условия для полётов, подумалось. Как по заказу. И уже нервно: «Скорее бы!». Предвкушение чего‑то радостного и необычно сильного по своей эмоциональной напряжённости переполняло душу. Но наружу — ни-ни! Или потому, что уже догадывался: то ли ещё будет! Или уже научился скрывать жеребячий восторг, ведь учимся серьёзному делу — летать!
…Взрывной запуск авиадвигателя прервал мои размышления. А вскоре на дальней стоянке один за другим в предчувствии полётов довольно заурчали и остальные «Яки». По-моему, все самолёты в начале лётного дня похожи на нетерпеливых домашних псов, засидевшихся перед долгожданной прогулкой.
После краткой предполётной подготовки, получив задание на полёт, занимаю место в передней кабине, в задней — командир звена Владимир Савкин. Моложавый, лет тридцати с небольшим, подвижный шатен со смуглым лицом, он успел повоевать и даже отличиться — награждён орденом Боевого Красного Знамени. «За выполнение боевого приказа и находчивость, проявленную в критической боевой обстановке», — так лаконично он удовлетворял наше далеко не праздное любопытство. Мы ведь не только учились летать у тех, кто прошёл войну, — мы старались подражать им во всём, вырабатывая схожий образ поведения как в воздухе, так и на земле. И однажды нам всё‑таки удалось разговорить командира звена, но об этом — позже.
— Меня в самолёте нет, всё делаешь сам, — доброжелательно звучит знакомый голос из задней кабины.
Осматриваюсь, открываю пожарный кран, сектор газа — от упора на 10-12 миллиметров, зажигание выключено, пару-тройку качков альвейером, и:
— От винта!
— Есть от винта!
Включаю аккумулятор, открываю кран пневмосети, включаю зажигание и, наконец, с чувством трепетного ожидания большим пальцем жму на кнопку запуска.
— Ф-р-р! — легко и весело проснулся хорошо прогретый М‑11ФР, а из выхлопных патрубков птичьим выводком вырвался сизый выхлоп.
На душе спокойно, всё стараюсь делать не спеша, обдуманно. И вдруг обнаруживаю двойное дно собственного сознания: кажется, я начинаю контролировать свои действия со стороны — вот такое раздвоение личности. Однако на рулении работа полностью поглощает, и на взлёте я уже во власти усвоенных навыков пилотирования — ничто не доставляет мне большей восторженной радости, как ощущение абсолютной свободы, когда машина, набрав скорость на разбеге, внезапно оказывается в воздухе. Этот краткий фантастический миг, окрашенный ярким эмоциональным потрясением, когда самолёт отрывается от земли, несравним ни с чем на свете — небо меня принимает!..
Два полёта-близнеца — так они были похожи! — производят впечатление на Савкина, и он с лёгким сердцем передаёт меня капитану Шитенкову. Начлёт — полная противоположность командиру звена. Немногословный, флегматичный, всегда чем‑то озабоченный, он тем не менее пользовался среди нас огромным авторитетом. Одна его должность вызывала у нас трепетное к нему уважение — начальник лётной подготовки. И ещё я помню: он доверял курсантам.
Сделав со мной два контрольных полёта, не вмешиваясь в управление, он не проронил ни слова. Так же молча выбрался из кабины и, уже стоя на плоскости, наклонившись ко мне, спокойно произнёс:
— Ну что же, неплохо. Но вот на разбеге хвост поднимаешь слишком высоко, поэтому и отрыв происходит на повышенной скорости. Обрати внимание. Ну а теперь повтори всё самостоятельно. Полёт разрешаю.
— Делай только то, чему я тебя учил, и всё будет хорошо, — навис надо мной с другой стороны Георгий Андреевич Чемодуров — мой замечательный, лучший в мире инструктор. Поразительно похожий на киноактёра Заманского, он и по характеру был такой же сдержанный. В это время боковым зрением замечаю, как в заднюю кабину курсанты загружают мешок с песком. Это делалось для того, чтобы в первых самостоятельных полётах центровка самолёта не выходила за рамки привычной.

— Ну давай, запрашивай исполнительный — и вперёд, — добавляет Чемодуров, покидая плоскость.
С каким‑то новым для себя чувством особой внутренней собранности выруливаю на исполнительный старт. Остановился. Закрываю фонарь кабины, осматриваюсь, запрашиваю взлёт. И вот, наконец, в наушниках слова, лучше которых ещё не было в моей жизни:
– 21‑й, взлетайте!
Плавно вывожу двигатель на взлётный режим, напряжение машины в предвкушении взлёта нарастает, я это ощущаю физически, ведь сейчас мы с ней — одно целое. Так же плавно отпускаю тормоза, и «Як», словно заждавшись, срывается с места и, после небольшого разбега, легко уходит в воздух.
Высота — 50 метров, уменьшаю обороты двигателя, смотрю вниз, на землю, ещё не веря самому себе. Поразительно — всё идёт, как обычно. Кажется: если посмотрю назад, увижу за спиной привычно озабоченное лицо инструктора. Вот только делать это что‑то не хочется. Но от второго разворота к третьему — масса свободного времени, и я, пересилив себя, повернул голову. Лучше бы я этого не делал — так неуютно стало на душе. Сзади никого не было. Кабина инструктора пуста. Лишь за креслом одиноко вздрагивали от вибрации блоки радиостанции. Да на остеклении кабины появились первые размытые капли дождя. И вдруг — обожгло: ведь я совершенно один в этом, без конца и края, пустом и неприветливом небе!
Но пора выполнять третий разворот. Небольшой дефицит времени всё расставляет по местам. Четвёртый. Вышел точно в створ полосы, обозначенной белыми флажками. Убираю обороты, нос — в точку выравнивания. Эта воображаемая точка на ВПП в зависимости от силы ветра намечается примерно за 100 метров от посадочного «Т». Над ней, на высоте 5-6 метров, нужно начинать выравнивание, уменьшая вертикальную скорость до нуля — чтобы подойти к ВПП на высоте около метра. Машина идёт без сноса, в воздухе спокойно, слышен лишь приглушённый шум двигателя, работающего на малом газу. Пожалуй, высоковато, исправляю скольжением: кренчик вправо, и тут же чуть ли не полностью левую ногу — посыпалась машина вниз. Высота 100 метров — щиток! А теперь — низко, чёрт возьми, немного не рассчитал! Добавляю обороты, уменьшая угол снижения. Земля — рядом, сектор — на малый газ, дозированным движением ручки уменьшаю вертикальную. «Як», постепенно теряя скорость, зависает над полосой. Замедляя просадку машины, увеличиваю угол атаки, ручка почти полностью «на себя», замер. Вот он, этот удивительный и прекрасный миг! Кажется, слышно, как колёса шасси сбивают стебли травяного покрова — так нежно и ласково принимает земля… Уф! — моя первая посадка.
– 21‑й, убрать щиток! — И через секунду: — 21‑й, взлетай!
Меня распирает от гордости и счастья, но сознание бесстрастно контролирует действия — взлёт «с конвейера» требует повышенного внимания.

Вечером, уже по темноте, на живописной полянке у края взлётной полосы лётной группой обмываем мой первый самостоятельный. Обмываем чисто символически — на каждого по глотку крепкого самогона, купленного мной в деревне по случаю, — традиция, никуда не денешься. Впрочем, инструктору и командиру звена досталось по полной лётной норме, чему мы были бесконечно рады, так как впервые у нас, курсантов, состоялся искренний задушевный разговор с нашими учителями и наставниками. Тогда‑то мы и услышали от Савкина историю его награждения орденом Боевого Красного Знамени.
— За что, спрашиваете? — привычно начал он. — За находчивость, проявленную в критической боевой обстановке. Немцы окружили нашу группировку. Попытки прорыва успеха не имели. Тогда я и получил приказ на истребителе Як‑7 вывезти из окружения командующего. Прилетел, зашёл, сел. Но когда начал взлетать с командующим — он расположился в закабинном отсеке, где гаргрот, — двигатель вдруг так затрясло, что думал, развалимся. Выключил движок, остановился, выскочил из кабины. И увидел, что одну из трёх лопастей срезало осколком снаряда сантиметров на десять. Взлетали ведь при артобстреле. Ну все и растерялись. Тогда я быстро пришёл в себя и приказал обрезать остальные две лопасти. Солдаты чуть ли не зубами их грызли, но обрезать успели. На глазок, правда, но взлететь удалось. Никогда не забуду тот взлёт…

Мы слушали, открыв рты, а он, закончив, без перехода, вдруг строго спросил:
— Выводы? — И сам же ответил: — Мне — орден, а вам — совет: никогда не теряйтесь. Даже в самых сложных обстоятельствах. Запомнили?..
Учебно-тренировочный Як‑18 был моим первым самолётом, моей первой ступенькой в большое небо. Я полюбил его ещё до того, как судьба свела нас вместе в Брянском областном аэроклубе ДОСААФ. Зелёный, с ярко-красными звёздами на крыльях, белой стрелой на фюзеляже и оригинальными обтекателями цилиндров двигателя, с характерными для всех «Яков» обводами хвостового оперения, прозрачным фонарём двухместной кабины и вертикальным штырём радиоантенны — таким я увидел его на обложке красочного «Огонька» в начале пятидесятых и влюбился. Як‑18 часто снился мне в детстве вместе с его предшественником Ут‑2 из кинофильма «Мужество». И когда в моём сознании появилась захватывающая мечта стать лётчиком, этот зелёный самолётик был первой путеводной звездой на этом пути.