ВИКТОР БОГДАНОВ
Поэт, прозаик, эссеист, публицист, критик, редактор. Родился в Омске в 1972 году. Пишет и печатается с 1988 года. Публиковался во многих литературных газетах, журналах, альманахах и антологиях России. Участник, дипломант, лауреат, член. Живёт в Омске.
Письма литературным девственникам,
или Пещера XXI века
Продолжение. Часть V
Начало: часть I, часть II, часть III , часть IV
Всё состоялось!
Всё состоялось! В нашем распоряжении — океан богатств мировой литературы. Читай и наслаждайся. А пытаться прибавить туда что-то новое, своё… Серьёзный, ответственный человек должен, как минимум, хорошенько подумать, прежде чем решиться на это безнадёжное и почти бессмысленное (а объективно говоря — попросту вредное) предприятие.
Что делать с монбланами писаний, по большей части являющихся мусором, ничтожным «самовыражением» масс? На кой, простите, они? Как расчистить от них пространство?.. А ведь они всё растут и растут. Теперь ещё и от этой пагубы необходимо спасать планету!
Наука не хотеть
Если ничего не пишу (месяцами, годами!), ни капли не жалею об этом. Если не пишу, я не пишу не потому, что не могу — не хочу! Когда снимешь розовые очки, так легко не хотеть!
Виды больных
И самодеятельный автор самодеятельному автору — рознь, ибо все начинают как самодеятельные. Хуже другое: слишком много сегодня «в писателях» не только посредственностей, но и людей больных. Больной человек может оказаться и гением, однако страшно, когда больной — агрессивная бездарь.
Всеобъемлющее воровство
Мы привыкли, что в России «воруют все и всё». Нет, не все. Но — с недавнего времени — всё. Раньше крали: деньги, продукты, вещи, иногда — невест… Ныне же, окромя прежнего, прут плоды интеллекта и духа — от и до, не поменяв в них ни единого словечка! Дальше катиться и впрямь некуда.
Грубое стремление к захвату материального вполне понятно. Идеи, неопубликованные тексты, каким-либо образом попавшие к тебе, и прочее тоже можно (если повезёт!) продать. Трудней уложить в голове, в чём тебе польза, например, от чужого (напечатанного автором!) рассказа, тишком размещённого тобой под твоим именем/псевдонимом в Сети? В том, что несколько твоих знакомых поверят, что опус — твой? В довольстве пакостью ради пакости?.. Какие жалкие извращения!
Йозеф К. и адамы XXI века
Безликость любого произведения всегда определяется одним-единственным фактором — бесталанностью его создателя. Низкое качество литературного текста не может быть обусловлено невыразительностью имён и характеров персонажей, как, впрочем, и полным отсутствием их.
Известно: писатель — это стиль. Посему имена и характеры героев являются лишь частностями авторского стиля, если, конечно, он есть.
Уже давным-давно похоронили, воскресили, вновь похоронили и опять воскресили и героя, и автора. Но легион пишущих почему-то продолжает жить и судить словно бы в реальности XIX века — или так, будто настоящая литература закончилась на Толстом, Достоевском, Диккенсе или Гюго. К счастью, она на них не завершилась, а продолжилась. Как минимум — модернизмом. Не знающие этого либо исключающие это — к профессиональному и объективному разговору об изящной словесности вряд ли пригодны. Йозеф К. из «Процесса» Кафки — в трудность девственному сознанию — не имя собственное, и даже не имя «типажа». Другие — бесчисленные — примеры приводить не буду: и приведённого более чем достаточно для способных понять.
Равно и ни о какой «определённости характеров», с некоторых пор, не может идти речи, поскольку во многих произведениях мировой литературы, тоже, да будет вам известно, ставших классикой, сделана сознательная, принципиальная ставка на неопределённость, на тотальную неопределимость всего и вся, на невозможность идентификации. Именно это — главная тема таких сочинений. Однако есть ли смысл упоминать в «полемике» с адамами от искусства, скажем, «Ожидание забвение» Мориса Бланшо? Вопрос риторический.
Цветаева и тоталитаризм
«Марину Цветаеву убил тоталитаризм»?! Помилуйте! Вы ничего не понимаете не только в Цветаевой, но и в поэзии вообще. Цветаева всю жизнь «писала к петле» — и, в конце концов, будучи великим поэтом, до неё (петли) дописалась. Это становится очевидным всякому, кто даст себе труд внимательно — построчно — изучить её наследие.
«Убил тоталитаризм»… Что́ может быть оскорбительней и глупее в отношении поэта? Но — копают, разнюхивают и высасывают. И книжки стряпают. Неутомимо и без сомнений.
Всегда поражался умению нечаянно принижать гениев и невинной страсти сводить созданное ими, а также саму их жизнь и смерть, к набору примитивных «воздействий» окружающего, дольнего, повседневного.
Главный вопрос современности
Сегодня океану литературы (а точнее — барахтающемуся в нём читателю), прежде всего, необходимы лоции, лоцманы, опознавательные знаки, буи, бакены, маяки… Главный вопрос современности — не «что делать?», не «кто виноват?», не «как понимать?» (Гачев), а: «как найти?». То, что интересно и нужно именно тебе.
Какой там Коэльо!
Соборное послание святого апостола Иакова, глава 3, стихи 6, 8-10: «И язык — огонь, прикраса неправды. Язык в таком положении находится между членами нашими, что оскверняет всё тело и воспаляет круг жизни, будучи сам воспаляем от геенны; […] а язык укротить никто из людей не может: это — неудержимое зло; он исполнен смертоносного яда. Им благословляем Бога и Отца, и им проклинаем человеков, сотворённых по подобию Божию: Из тех же уст исходит благословение и проклятие. […]». Вот откуда начинается тема! А некоторые наивные читатели свято уверены, что её открыл… Пауло Коэльо!
На деле книжки Коэльо — довольно грубые компиляции старых истин и классики мировой культуры, рассчитанные на восприятие невежд третьего тысячелетия и адаптированные к нынешнему позитивистскому бытию большинства. Неудивительно, что для малообразованных жителей пещеры XXI века опусы П. Коэльо — кладезь мудрости и оригинальных откровений. На этом он и взлетел. Возможно, его побуждения были самыми лучшими, но… всё же сомнительно. Как почти все — и во всех сферах — новоявленные «властители дум», Коэльо, в сущности, — прямой наследник философов эпохи Просвещения, Маркса и Дарвина, потому, среди прочего, и утверждает («Мактуб»), что слово — изобретение человека.
В тысячный раз
Повторяю в тысячный раз: искусство — это не только «что?», не только «о чём?», а, в первую очередь, — «как?». Сюжетов, идей и т. п. мало — слов и творческих индивидуальностей, воплощающихся в тот или иной стиль, слава Богу, побольше.
Искусство против демократии
Задумайтесь: Золотой век русской литературы пришёлся отнюдь не на времена демократии. Искусству демократия противопоказана. А вот для «изливающих душу» настырных толп, городящих монбланы хлама и не удосужившихся овладеть родной речью даже в пределах школьной программы, она кстати.
Добывание практической информации
Одна из основных трудностей жизни в XXI веке состоит в том, что сегодня и для добывания, т. с., насущной, практической информации нужно быть хорошим читателем, обладать сильным интеллектом, широким кругозором, опытом и критическим настроем, дабы отличить всё заполонившую туфту, продвигаемую в умы в коммерческих целях, от вещей, действительно приближающихся к истине.
Только один рассказ
Хочу особо заметить, что среди моих сочинений есть только один рассказ с обсценной лексикой. Пусть «праведники», брызжущие на него ядовитой слюной, поразмыслят хотя бы над этим фактом.
Противопоставления
Нет, я не противопоставляю классиков — современникам. Я противопоставляю искусство — излияниям, прекрасное — безобразному, самостоятельное — беспомощному, неповторимое — расхожему…
Ложь о вдохновении
Вдохновение вовсе не является, как думают обыватели, «главной составляющей творчества». Разве что у вечно вдохновлённых бездарностей.
В каждом из нас
В каждом из нас — и ангел, и зверь, и сумасшедший… А те, кто это отрицает, называются в худшем случае ханжами, в лучшем — невеждами.
Наедине с собой
Художнику необходимо предельно сосредоточиваться на себе и любить своё одиночество. Потому что человек наедине с собой — как ни странно — ближе миру, родней. Тогда он точнее чувствует себя, а значит — и мир. И наоборот: у погружённого с головой в окружающий поток механического бытия чувства притуплены или искажены. Однако в современных условиях уединение любому даётся всё трудней и трудней, большинству же — не даётся вообще.
В «жанре молчания»
Длительные периоды работы в «жанре молчания» — характерная (а в XXI веке и похвальная!) черта судеб многих талантливых людей. Хотя и «ни дня без строчки» нельзя считать девизом одних лишь графоманов.
Гумус для гениев
Посредственности как гумус или фон для гениев — это демократическая, гуманная версия существующего сегодня в культуре положения.
Возьмём, к примеру, Бродского. Тот факт, что, когда было нечем заняться, он случайно купил книжку чьих-то стихов, прочитал, решил, что может написать лучше, и начал сочинять, представляется мне малозначащим. А важно, что попались ему Библия, Джон Донн, Цветаева, Оден, Фрост etc.
Гении питаются Господом Богом и другими гениями. Не думаю, что им или для них (иначе говоря, для того, чтобы нам понять: вот — гений), контраста ради, необходимы задник, серая подкладка. В конце концов, совершенный текст воспринимается читателем как таковой интуитивно, «животом», а не аналитически и не методом сравнения с прочими.
Время поэтов
Осень — время поэтов (вспомните Пушкина!). Возможно, чувствовать осень — уже и значит: быть поэтом. Осень метафизична. И жажда бытия осенью особенно остра. Ведь дальше — зима, а то и вообще Бог весть что.
Ударными темпами
Седовласым верхушкам писательских союзов на то, чтобы дойти до непрошибаемого, монументального довольства самими собой и своими изданиями, потребовались десятилетия, а мокроусым «коммунарам» свежеиспечённых «альтернативных» журналов хватает на то же самое пары лет.
Советские комбайнеры
Некоторые советские комбайнеры были грамотнее многих нынешних литераторов.
Напрасный аванс
Когда-то — под весьма скромный «залог» — я публично выдал начинающему прозаику щедрый, великодушный аванс. Во-первых — из филантропии (уж очень, на диво, велика жажда этого молодого человека стать — или именоваться? — писателем!), во‑вторых — чтобы на новый лад «размять» перо, в‑третьих — из любопытства понаблюдать реакции местных мэтров словесности.
Перо «размял». Реакции были бурными. Однако литератор аванс не отрабатывает и, насколько понимаю, не отработает никогда. Если не говорить о том, что он деградирует, можно с уверенностью сказать: годами топчется на одном и том же месте. И место это, мягко выражаясь, не слишком возвышенное. Лавинообразно прирастающее количество его текстов никакими — ни малейшими! — качественными изменениями не сопровождается.
Ему 26 лет. Обычно творческие натуры (исключения есть, но крайне редки и чаще всего представлены теми, кто по каким-то причинам и начинал поздно) к этому возрасту являют в общих чертах свой потенциал, хотя отдельные — обнаруживают талант во всей мощи уже и в 17-20. Повторюсь: человеку 26. Логические выводы на основании сказанного каждый волен сделать самостоятельно. Кого они не устроят — пусть верит в чудо. Я же склонен думать, что чуда не произойдёт, увы.
«Газетчик»
Что такое Розанов? «Обыватель», написавший невероятное (чуть ли не 100 томов!) число заметок и статеек для газет, чтобы прокормить свою огромную (по теперешним меркам) семью из 8-и, кажется, ртов. Но впоследствии, да ещё и при жизни автора, эти ежедневные «писульки» стали классикой философской, религиозной, литературо- и искусствоведческой мысли. В XXI веке подобные «обыватели» и «газетчики», ясное дело, непредставимы.
Бессилие критики
Чёрт с ней, с критикой. С «плохой». Да и с «хорошей». Хуже всего, что ни у кого почти не осталось ни грана самокритичности, что литераторы едва ли не поголовно гонят откровенную халтуру и что им ни капли не стыдно — ни перед собой, ни перед обществом. Либо они правда, в массе, так измельчали и одичали, что не понимают, не чувствуют собственной ничтожности. В последнем случае, конечно, любая, даже самая лучшая, критика им не поможет.
О критериях
«Нет объективных и всеми признаваемых критериев.»
Критериев нет для расплодившихся бездарей. Потому что им выгодно, чтобы никаких критериев не было.
Человек в придуманном мире
«Человека, который живёт в придуманном им мире, переубеждать бесполезно.»
Людей, живущих в мире, придуманном для них другими, переубеждать ещё бесполезней.
Новые кочетовы
Никогда не читал Донцову. Но не осуждаю. Просто любопытно: что за книжки у неё?.. По чужой статье сделал вывод: это такой новый реализьмь, наверно. Типа советских производственных романов. Типа «Журбиных» Кочетова. Пир эмпирии. В той концентрации, которая человеком иного устройства и устремления воспринимается как фантастика (или воистину фантастична?). Если так, то и «снобам» от искусства, из тех, что не безмозглы, эти сочинения должны быть интересны. В качестве яркого примера одной из основных — неумирающих — матриц культуры.
Соискатели статуса I
Пишущим не платят? Платят! Только теперь не за стишки или рассказики непосредственно. А: то — стипендишку, то — грантик, то — премийку, то — за судейство на турнирчике, то — за трёп на семинарчике, то — за «редактирование» и/или составление журнальчика/сборничка… Кое-кому. Если правильно себя ведёшь. Не отъешься, пожалуй, но на прикорм хватает. Вот они и лезут. В пииты, в члены, в заместители, в председатели, в жюри, в редколлегии…
И следует из этого печальное: для большинства из них литература как таковая — на третьем, на пятом, на десятом месте. По сути, они мещане, мелкие дельцы, а не писатели. Всякий дополнительный социальный статус — так или иначе, раньше или позже — приносит материальный доход, пусть и не слишком крупный и не регулярный. Именно статуса они и добиваются. А как авторы и/или подлинные деятели культуры многого не достигнут. Мы и видим это ежедневно.
Государственные проблемы
Как дважды два четыре зная наше государство и его подразделения, скажу: действительно большими, важными, насущными проблемами оно толком не занимается никогда. Зато на всевозможную чушь и мелочь, равно и на ту моську, что публично пропищит против него (государства), оно нередко бросает все силы и обрушивает всю глупость, коей в его распоряжении всегда с избытком.
Энск как машина времени
Хотите попасть во Францию, Германию или Австро-Венгрию XIX столетия? Ни машина времени, ни кинематограф, ни погружение в исторические исследования, ни чтение изящной словесности для этого не нужны! Достаточно просто жить в Энске и чуть-чуть интересоваться его литературными буднями. Увлекательное (и абсолютно бесплатное!) путешествие в позапрошлый век вам обеспечено!
И думаешь: какие деньги можно зарабатывать и сколько людей, очарованных историей, культурой и историей культуры, можно привлечь в сей городок, если с умом организовать тур под условным названием «Энск как машина времени», программой которого станут встречи с «официальными» и «неофициальными» энскими литераторами.
Ау, барыги! Есть шанс срубить на жалких писателях кучу бабла! Ау, сочинители! Имеется способ в кои-то веки получить постоянный и приличный доход! Объединяйтесь!
Чужая «шкура»
Историческому романисту или фантасту мешают залезть в чужую «шкуру» не столько законы физики и/или индивидуальной неповторимости, сколько незнание им «пейзажа», эту самую «шкуру» окружающего, и временна́я дистанция. Однако в помощь ему здесь скорее пригодны не научные методы, а труднейший полёт фантазии. Хорошо: допустим, очертил некий малый круг. Тут же понимаешь, что надо переходить к следующему — большего диаметра. И так далее…
Создать собственно «шкуру» с тем или иным наполнением — задача для писателя относительно плёвая. А вот формирование под литературного героя дурной бесконечности концентрических кругов «ландшафта», центром которого он, условно, является, — путь, требующий колоссальных усилий, мощного воображения, железной логики и энциклопедической образованности пишущего, и поэтому мало кому доступный. Если же идти от обратного, то есть от «окрестностей» — к «шкуре», ничего не меняется по очевидным причинам.
Всё это, естественно, начинает подавлять тебя, если ты ставишь себе высокую планку, если хочешь добиться результата значительно выше среднего. В противном случае — дело проще, но и труд твой — роман — будет в итоге более или менее расхожим.
Степени поражения
Любая, в том числе и выдающаяся, книга — всего лишь степень писательского (человеческого) поражения, а вовсе не победа, не успех.
Похвала иным палестинам
Почему я люблю публиковаться в других городах России, а не в том, где живу? Так меньше мороки. Ты посылаешь тексты. Их не печатают. Или печатают.
Здесь же, с кем ни свяжись, спустя время каждый раз выясняется, что от тебя чего-то ждут, чего-то хотят и даже чего-то требуют — сверх написанного тобой. Участия, присутствия, аплодисментов, определённого образа мыслей, правильных высказываний и чтобы ты был «за» тех-то и/или «против» тех-то. Нет уж, увольте! Лучше печататься в иных палестинах.
Приближение к «реальности»
Те, у кого туговато с фантазией и/или знанием матчасти, берут основой своих телесценариев для сериалов сюжеты «из жизни». Обычная практика. И довольно полезная, на мой взгляд: благодаря ей все эти мыльные оперы всё же несколько приближаются к «реальности», на отражение/изображение которой их создатели горячо претендуют.
Если, конечно, многочисленные посредники между сценаристом и, так сказать, конечным продуктом — продюсеры, редакторы, шеф-редакторы, «эксперты» и режиссёры — в итоге не налепят в фильм разной бредятины, как, исполненные чувства собственной значимости и «профессионализма», они любят делать.
Премия «SILENTIUM»
Предлагаю учредить литературную премию «SILENTIUM» имени Ф. И. Тютчева и Дж. Д. Сэлинджера — за молчание писателя. Пусть даже он что-то строчит — «в стол», в файл. Лишь бы ни в печать, ни в Интернет не выходил. Не только с «произведениями», но и с комментариями в блогах, на форумах и т. д.
Промолчал хотя бы три года, не обнародовал ни страницы — получи поощрительную. Промолчал десять лет — получи главную. Промолчал тридцать лет — получи какой-нибудь аналог «Нобелевки», «SILENTIUM-золото». За избавление информационного пространства общего пользования от своих сочинений.
За мир без литературы
От случая к случаю попадая в руководители так называемых семинаров молодых и начинающих литераторов, я всегда в первых словах старался убедить участников: бросайте это нелепое и вредоносное для вас, ближних и универсума занятие — писательство, и чем скорее — тем лучше, пока не засосало. А если не можете, направьте свою энергию на работу в са́мом продуктивном и безопасном «жанре» литературы — «жанре молчания».
Не знаю, последовал ли хоть кто-то моему полезному совету. Судя по тому, что страна писателей продолжает, благодаря, прежде всего, «прогрессивным» средствам «коммуникации», неуклонно расширяться, и в недалёком будущем численность её подданных, видимо, почти сравняется с численностью человечества, никто здравых пожеланий не слушает.
Однако, повторюсь, единственно, на мой взгляд, разумное для всех в сегодняшней ситуации: с писанием надо завязывать. Раз и навсегда.
Сколько выгод! Объективно: значительно расчистится эфир, а читателям любых категорий будет чуть легче ориентироваться в том, к чему направить рецепторы. Ведь графоманы, посредственности и начинающие заслоняют свет пуще прочих. И выбор «чтива по интеллекту и запросам» осложняется тем сильнее, чем больше разного люда являет плоды своей прихоти обществу. Субъективно: легион «сапиенсов» избавит себя от бессмысленного времяпрепровождения, от смехотворных ожиданий и упований, от ненужных движений, от шутовских амбиций и высосанных из пальца трагедий. Мир станет лучше: чище, свеже́й, удобней, просторней! А в идеале — так: мир без литературы — какая красота!